Алоди махнула рукой, и черные стены куба исчезли. Внезапно оказалось, что Кадгар парит в пространстве, посреди круговорота из разных цветов, образов и форм. Некоторые он мог опознать и назвать: океаны, звезды, пурпурный, синий. Другие были настолько незнакомыми, что разум отказывался воспринимать их. И в центре этого бушующего, изысканно-прекрасного хаоса стоял Страж Азерота.
Лицо его было юным и светилось от радости при виде чудного зрелища. В глазах горел острый, яростный интеллект, а маленькие морщинки вокруг этих зелено-голубых глаз и у рта наводили на мысли о доброте и дружеском озорстве. Это был Медив, знакомый Ллейну, Тарии и Лотару. И Кадгар тут же понял, почему они были так преданы старому другу. Медив воплощал саму идею Стража.
Но внезапно один оттенок, словно дурная нить в безупречном тканом гобелене, начал омрачать все небесные картины работы Стража. Его зловещие щупальца, сиявшие тошнотворной зеленью, просачивались сквозь все полотно, как капли крови, пролившиеся в чашу с чистой водой. Все больше и больше цветов уступали место зеленому, и прекрасные образы становились гротескными и уродливыми. Медив скривился и зажмурился, а когда открыл глаза, они горели изумрудным светом – таким же зеленым, как дымка, сочившаяся изо рта мертвеца во время первой встречи Кадгара со Скверной.
Юноша почти забыл об Алоди, но ее голос, к счастью, напомнил ему о том, что все это произошло в прошлом.
– Скверна, – сказала она.
Кадгар длинно и прерывисто вздохнул.
– Несмотря на его благородные побуждения, она поглотила Стража, извратив самую его душу. Она превратила его любовь к Азероту в неутолимую жажду сеять Скверну повсюду…
Помолчав, Алоди добавила:
– Тебе придется встретиться с ним лицом к лицу, Кадгар.
Парнишка почувствовал, как кровь отливает от щек.
– Я… у меня не хватит сил победить Стража!
– Страж – это всего лишь имя, – улыбнулась Алоди. – Настоящие стражи этого мира – люди, его населяющие. Я знаю, что ты видишь то, чего не видит Кирин-Тор – вот почему ты ушел от них. Никто не может выстоять против тьмы в одиночку.
Она была права. Кадгар всегда считал, что Страж не должен оставаться один, что все это бремя не должно лежать на плечах одного человека. Он также думал, что Кирин-Тору следует проявить больше участия в делах людей, с которыми маги делили этот мир, а не горделиво держаться в стороне от них. Но при всем при том…
– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня. Алоди подошла ближе к нему. Ее странные, призрачные очертания пульсировали вокруг человеческого силуэта. Женщина повернулась к Кадгару, впервые позволив юноше рассмотреть свое лицо. Он тихо охнул. Вокруг лица Алоди ясно виднелась паутина следов Скверны, однако они не были зловещими и зелеными. Скорее, они напоминали шрамы – остатки того, что было прежде, но уже прошло. Шрамы от затянувшейся раны.
– Нет, – проговорила Алоди. – Понимаешь.
И он понял. Он не страдал, подобно Медиву. И он не был одинок. Когда-то у Медива были друзья, Ллейн и Лотар, но он не мог остаться с ними. Его долг – вознестись над другими, якобы для того, чтобы защищать их – сделал его уязвимым. Его, но не Кадгара.
– Лотар, – выдохнул юный маг, – Лотар мне поможет.
Лицо Алоди, покрытое шрамами Скверны, озарилось улыбкой – но ее тело начало таять. Однако Кадгар все еще слышал ее голос, звучавший из недосягаемого далека.
– Доверяй своим друзьям, Кадгар. Вместе вы сможете спасти этот мир. И всегда помни – из света приходит тьма, а из тьмы… Свет!
* * *
Мороуз подбежал к тяжело дышавшему, съежившемуся на полу комку, в котором не всякий узнал бы его господина. Он поспешно поднял Медива и потянул к источнику. Но где же девчонка? Он ведь просил ее оставаться со Стражем! Потом взгляд кастеляна упал на руны, которые Страж начертал на полу – и Мороуз все понял.
Слуга побледнел, но все же помог шатающемуся хозяину добраться до источника.
Двигаясь осторожно, будто пьяный, Медив шагнул в центр бассейна. Белые струи магической энергии впитывались в тело и душу Стража, успокаивая его, лаская, смывая демоническое клеймо Скверны. Взгляд Медива стал осмысленным, и маг даже сделал мужественную попытку улыбнуться.
– Благодарю тебя, Мороуз.
Голос его был таким слабым, что сердце старого слуги облилось кровью.
– Ты придешь в себя, Страж, – сказал Мороуз с уверенностью, которой вовсе не испытывал. – Как и всегда.
Медив махнул исхудавшей рукой.
– Нет, – пояснил он, – за Гарону. Благодарю за то, что позволил мне провести время с моей дочерью.
Острый взгляд Мороуза смягчился. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но внезапно застыл. Тонкая струйка зелени начала загрязнять безупречную белизну источника. Старик мигнул, против всякой вероятности надеясь, что это ему лишь привиделось – но нет. Отвратительное зеленое мерцание лилось в бассейн.
– Прости меня, старый друг. Похоже, это я привел орков в наш мир…
Мороуз, не в силах поверить, замотал головой. Медив так долго боролся с этим. Он не может проиграть – не сейчас, ни тогда, когда…
– Скверна… Она извратила меня… Я даже не знаю, что еще мог сотворить, – голос Медива сорвался. – Я просто не помню.
Сердце Мороуза разрывалось на части. Он двинулся в обход круглого бассейна. У него на глазах голубая магия тщетно боролась, а потому уступила место ненавистной зелени.
– Все, что, как мне казалось, я защищал, я уничтожил. – Окончательно сломленный, Медив завалился набок и обреченно свесил голову. – Я не могу контролировать Скверну. И никто не может.
Внезапно он вскочил на ноги. Его тело, вновь налившееся силой, омывал зеленый свет оскверненной магии, но глаза, лишенные белков и зрачков, были непроглядно-черными. Мороуз попятился. Он хотел сказать своему любимому хозяину, чтобы тот боролся, чтобы вернул все обратно, как тот всегда делал прежде. Однако в этих чертах не осталось и следа от того Стража, о котором так долго заботился кастелян: ни тени добродушного юмора, ни капли боли при мысли о страданиях других людей, ни любви к молодой женщине, которая…
Все исчезло. Абсолютно все. И единственная мысль, оставшаяся у Мороуза, – невероятно древнего, оберегавшего столько Стражей Азерота, – к тому моменту, когда стоящий перед ним демонический призрак начал высасывать его жизнь, звучала так: «Как жаль, что я не умер, прежде чем это началось».
* * *
Ллейн волновался за Лотара. Его друг собственными глазами видел гибель единственного сына и ничего не мог поделать. Ллейн знал, что если бы потерял своего мальчика, Вариана, то что-то в его душе необратимо сломалось бы. Поэтому он ничего не сказал, когда Лотар уехал, сообщив лишь, что «направляется в Златоземье». Как часто они с Лотаром и Медивом бывали там в минувшие годы? Не считая того, что в те дни они отмечали пьянкой и разгульным весельем радостные события, а не пытались утопить в стакане боль.