– Ваше сиятельство, – сказал он, – прошу принять письмо его высокопревосходительства графа Бенкендорфа, он настоятельно просил ознакомиться с ним и отписаться немедленно. Я уполномочен дождаться вашего ответа.
Князь распечатал пакет, развернул лист бумаги и впился в строчки.
Внимательно прочитав письмо, он повернулся к Вершинину и с растерянным видом сообщил:
– Государь желает наградить меня орденом Георгия второй степени и просит прибыть через неделю в Гатчинский дворец. Кроме того, он, не дожидаясь сдачи экзаменов, определил Николеньку корнетом Лейб-гвардии гусарского полка. И просит, чтобы тот прибыл вместе со мной на это награждение, уже в гусарском мундире.
– Поручик, – обратился он к фельдъегерю, – пожалуйста, подождите, я вас не задержу, сейчас только напишу ответ. Можете пройти в обеденный зал, перекусить, к сожалению, не могу составить вам компанию. Энгельбрехт, проводи его благородие в зал, – приказал он дворецкому.
Когда они остались вдвоем, Андрей Григорьевич развернул еще одну краткую записку, которую уже писал лично Бенкендорф.
– «Дорогой друг, хочу тебе слегка пояснить, в чем дело, император хочет, чтобы твой сын провел показательный бой с де Жюссаком, этот недавно появившийся у нас француз до настоящего момента выиграл все свои бои и ведет себя крайне заносчиво. Его императорское величество надеется, что Николай Андреевич, который так себя проявил в последних событиях, сумеет остановить победный марш гордеца. А по поводу ордена император сказал, что это его извинение за то, что твои заслуги в свое время не были оценены должным образом», – он прочитал ее вслух и потом посмотрел на Вершинина. Тот слегка улыбнулся.
– Вот видишь, стоило тебе попасть на глаза императору, и всё закрутилось, как в романах. Ну что, от всего сердца поздравляю и радуюсь за тебя.
Давай пиши ответ, и надо отметить это дело, как мы это обычно делали в молодости.
Катенька впервые в своей жизни ехала одна с визитом. Конечно, с ней были сопровождающие, но это были просто слуги, а вот отца, который всю жизнь был рядом, сегодня не было. Дорога не заняла много времени, вот она уже на Большой Миллионной, заходит в дом княгини. В дверях ее встретил важный мажордом и после ее сбивчивых объяснений исчез в коридоре. Не прошло и несколько минут, как оттуда, шурша платьем, вышла княгиня Голицына.
– Здравствуйте, ваше сиятельство, – застенчиво пролепетала девушка, – надеюсь, я не опоздала.
– Ну что ты, душа моя, конечно нет, пойдем скорее со мной, я смотрю, ты совсем продрогла, сейчас мы с тобой попьем чайку. Ты как насчет чайка?
– Ой, спасибо, Евдокия Ивановна, вы так добры, я с удовольствием откушаю с вами.
Они прошли в столовую, где немедленно им был доставлен дымящийся самовар и чайный сервиз.
Княгиня, угощая девушку, искоса следила за ее манерами и, к своему удовольствию, обнаружила, что придраться ей, в общем, не к чему.
«Интересно, где Вершинин нашел ей такую гувернантку, надо бы с ним потом поговорить. Нинель меня недавно просила найти хорошую воспитательницу для внучки».
Пока они пили чай, Евдокия Ивановна ни о чем особо не расспрашивала свою ученицу, а наоборот рассказывала ей о Париже, о том, как там живется.
– А вот папенька мне никогда не рассказывал ничего, а ведь там жил почти два года, – с обидой сказала Катенька.
Княгине стало так смешно, что она чуть не подавилась чаем, который она прихлебывала с блюдечка.
«Что может рассказать молоденькой девице отец о времени, проведенном им в Париже, сколько у него было любовниц и в каких кабаках кутил», – смеялась она про себя. Но вслух тем не менее сказала:
– Катенька, твой папа был там во время войны. Он, наверно, считал, что рассказы об ее ужасах не для юной девушки.
После чая они прошли в библиотеку, где княгиня, уже примерно составившая план занятий, начала свои уроки. Рассказывала она все не в пример интересней, чем мадам Боже, поэтому внимание Катеньки было обеспечено. Они с небольшим перерывом прозанимались два часа, а потом немного помузицировали в две руки за клавикордом.
После этого их пригласили в столовую на обед. К обеду к княгине приехала ее давняя подруга. В отличие от княгини, она была замужем, очень этим гордилась и вспоминала своего мужа где только можно.
Когда Евдокия Ивановна представила ей молоденькую девицу, она восприняла это как очередную блажь подруги и довольно равнодушно приветствовала Катеньку.
За столом обе подруги вели оживленный разговор, нисколько не стесняясь девушки. Но та слушала их вполуха, потому что людей, о которых шла речь, она не знала.
Но вот Нинель Александровна сказала:
– Ах, Евдокия, слышала ли эту ужасную историю о нападении на дом Шеховских, представляешь, там трое убитых!
Со стороны Катеньки раздалось всхлипывание, и она упала со стула.
– О господи, что с ней стряслось? – удивленно спросив, вскочила с места Нинель.
– Я тебе потом объясню, – тихо сказала Голицына, звоня в колокольчик.
Появившейся прислуге она приказала немедленно принести из ее будуара флакончик с нюхательной солью. Катенька лежала в обмороке, но ее щеки начинали розоветь. Когда княгиня поднесла к ее носу флакончик, Катенька чихнула и попыталась сесть.
– Как ты себя чувствуешь, моя дорогая? – озабоченно спросила Голицына. – Может, тебе лучше полежать?
– Нет, спасибо, Евдокия Ивановна, мне уже лучше, я сейчас встану.
Она с трудом уселась за стол и залилась горючими слезами.
– Прошу вас, расскажите, что там произошло у Шеховских? – сквозь слезы твердила она.
– Так что случилось, сын князя убил трех бандитов, пробравшихся в дом. А четвертого связал и только после этого вызвал полицию и жандармов, – сообщила Нинель Александровна, заинтригованная до невозможности поведением незнакомой ей до сегодняшнего дня девушки.
Бледное лицо девушки порозовело, и она, еще шмыгая носом, спросила:
– А с самими Шеховскими ничего не случилось?
– Нет, насколько я слышала, ничего, они не пострадали, – все еще недоумевая, ответила Нинель Александровна.
– Милочка, может, расскажете нам, что вас потрясло в моих словах? – спросила она, игнорируя взгляды Голицыной.
Катенька, уже вполне пришедшая в себя, защебетала:
– Ах, понимаете, князь Шеховской большой друг моего папеньки, а тот сегодня отправился к ним с визитом, вот я и расстроилась, услышав ваши слова.
– О, так ваш отец хороший знакомый князя, – совершенно другим тоном заговорила ее собеседница. – А кто будет ваш папенька?
Когда она услышала, что папа Катеньки крупнопоместный помещик и владелец большого дома в Петербурге, ее тон резко изменился, в нем появились заискивающие нотки.