Офицеры терялись в догадках, а Целищев, который сидел в охраняемой сакле, имел бледный вид, переживая, как бы товарищи не подумали, что в этом исчезновении есть его вина. Поиски в окрестностях поселка также были безуспешны. Вниз по ущелью далеко было не пройти, разлившаяся бурная река полностью перекрыла тропу. Вверх также можно было пройти немногим дальше, но там просто тропа терялась в непроходимых колючих зарослях, и со слов местных жителей, туда никто никогда не ходил. Горячие головы призвали устроить обыск в ауле, но Невструев не хотел проблем с местным населением, которое вроде бы неплохо относилось к гусарам, тем более что не было никаких доказательств, что князь был захвачен ими. Постепенно большая часть офицеров пришла к выводу, что, возможно, Шеховской вышел вечером прогуляться и упал в бурный поток, из которого не смог выбраться. Прошло два дня. Все уже смирились с этим исчезновением, но все же во время бесед пытались понять, что же могло случиться с всегда подтянутым сильным и ловким человеком.
Вечером за аулом у костра сидели несколько человек в охранении, они выставлялись туда чисто формально, потому что все знали, что пока верховья ущелья непроходимы и оттуда некому появиться. Уже начинало темнеть, когда сверху послышался цокот копыт, покатились камешки по тропе. Встревоженные гусары повскакивали, держа наготове оружие, но с тропы послышался знакомый голос:
– Свои, князь Шеховской!
И на открытое место начал выезжать караван из десятка лошадей, на которых были вьючные тюки, впереди на огромном вороном жеребце ехал Николай Андреевич, вид у него был лихой, в белой бурке и папахе, с огромной саблей он выглядел настоящим разбойником.
– Ваше благородие! – удивленно воскликнул унтер-офицер. – Откуда вы взялись, мы же там все излазили, по кустам мундиры изорвали!
– Оттуда, оттуда, Кондратьев, – сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с грязным до черноты лицом, улыбнулся Шеховской. И показал рукой в сторону, откуда только что появился.
Он ловко соскочил с коня и передал повод одному из караульных.
– Послушай, Иван Трофимыч, – вновь обратился он к унтер-офицеру, – надо бы известить ротмистра, чтобы тихо подняли эскадрон в ружье.
– А что, ваше благородие, случилось? – не понял Кондратьев.
– А то и случилось, что повоевал я немного, видишь, с дуваном еду. Вот только все абреки-то родом из этого аула будут. Мальчишки, как обычно, здесь еще не шлялись?
– Никак нет, никого еще не было, ваше благородие.
– Ну тогда, возможно, ночь еще спокойная будет, но все равно в поселок с этим грузом не заехать, там любой узнает, откуда у нас эта добыча.
– Все равно не понимаю, – сказал озадаченный унтер, – откуда вы приехали, там же дороги нет.
– Завтра, завтра все увидишь сам, сегодня уже все, туда без света идти все ноги переломаете, – успокаивающе сообщил Шеховской, – давай сам поезжай к ротмистру, объясни ему ситуацию.
– Чего, ваше благородие, объяснить? – не понял Кондратьев.
– Ну, скажи, что я передал, чтобы эскадрон подняли по тревоге и, главное, тихо, потому что возможно внезапное нападение, когда я с этим караваном буду проезжать в ауле.
Кондратьев сел на коня и исчез в сумраке вечера. Вскоре в ауле залаяли собаки, они, в отличие от жителей, сразу услышали тревожные сборы гусар.
А еще через час уже почти в полной темноте к ним подскакал на коне сам Невструев, сопровождаемый несколькими гусарами.
– Николай Андреевич! – крикнул он. – Откуда вы взялись и куда пропали, и что вообще все это значит?
– Сергей Николаевич, это значит, что через два дня нас должны были так называемые замиренные горцы всех зарезать, ну, может, не всех, офицеров оставить для выкупа, а нижних чинов в Турцию продать или просто в аулы, которые еще не заняты нашими войсками.
В это время в ауле послышались крики, зажглись огни, с возвышенности было хорошо видно, как несколько десятков факелов двинулись в сторону, где собрался по тревоге эскадрон.
Оттуда послышался ружейный залп, потом крики раненых, стоны, затем второй залп, топот убегающих, и всё стихло. Факела погасли, только продолжали лаять собаки и стали слышны женские крики и плач.
Ротмистр с тревогой вглядывался в темноту, но ничего больше не происходило. Неожиданно Шеховской выхватил пистолет и выстрелил в сторону аула. Раздался протяжный стон и звук рухнувшего тела.
Окружающие в удивлении смотрели на князя.
– Как неосторожно с вашей стороны стрелять на слух, – с упреком сказал ротмистр, – может быть, это наш человек.
– Не думаю, – сказал Шеховской, – гусарские сапоги издают совсем другой звук, чем горские ичиги. Я пока никого больше не слышу, видимо, черкесы, которые еще остались в живых, предпочли разойтись по домам.
– И все же, князь, расскажите толком, что происходит. Это вы всех взбаламутили здесь? – требовательно сказал Невструев.
– Хорошо, Сергей Николаевич, давайте присядем за этим камешком, на всякий случай, и я вам расскажу все по порядку.
Подвыпившие офицеры еще шумели в сакле, когда Николка вышел из прокуренного помещения и жадно вдохнул свежий горный воздух. Он медленно шел вдоль высокого каменного забора, наслаждаясь тихим вечером. От бурлившей внизу реки доносился еще слышный рев потока, но по сравнению с вчерашним днем он звучал уже намного тише.
«Еще несколько дней и все наше заточение закончится. Интересно, нам прикажут оставаться здесь или отправят куда-то в другое место», – думал Шеховской. И тут за забором зазвучали гортанные голоса. Говорили очень тихо, но для него все было очень хорошо слышно.
Хотя Целищев, слышавший его беседу с аксакалом, и решил, что Шеховской говорит по-черкесски, сами черкесы так не считали. Князь искусно притворялся перед ними, и те искренне считали, что он, собственно, ничему не научился. И действительно, кому может прийти в голову, что за две недели можно выучить чужой язык?
Зато сейчас он ясно слышал и понимал, что говорят за стеной. Судя по голосам, разговаривали двое, один из них был старый Джумал, глава аула, а вот второго Николка узнать не мог. Молодой голос говорил:
– Простите, Джумал, я не располагаю мудростью ваших снов, но если бы вы согласились, я сказал бы одно слово. Считаю, что пришло время рассчитаться с проклятыми гяурами. Мои воины горят благородной яростью, и с именем Аллаха на устах мы зарежем их всех. Только после этого мой отряд сможет спокойно уйти из этой ловушки, куда мы попали по воле небес. Нам повезло, что за полгода отряд не обнаружили. Но время наступило, и гяуров, загнавших мой отряд сюда, настигнет заслуженная кара.
Молодой голос замолк, некоторое время царило молчание. Затем раздался надтреснутый голос Джумала:
– Камбот, послушай, ты же знаешь, что если вы убьете всех русских, то нашему аулу придет конец. Нам придется покинуть эти места и уходить дальше в горы, потому что русские придут и отомстят нам, а ты с твоими абреками будешь уже далеко.