– Слышите, князь, – с усмешкой сказал генерал, – там все считают себя знатными рубаками, не могут выбрать, кто будет с вами биться, так что смотрите, не подведите нас.
– Простите, ваше высокопревосходительство, – сказал Шеховской, – я вас оставлю, надо приготовиться к схватке.
– Идите, идите, голубчик, – сказал Езерский, явно довольный намечающимся развлечением.
Между тем у казаков гомон стих, видимо, боец у них был выбран.
Когда Шеховской, приготовившийся к бою, появился в центре лагеря, ему пришлось пройти уже через плотную толпу зрителей, ожидающих увлекательного зрелища. Увидев его, толпа расступилась, раздались ободряющие возгласы офицеров, которые хоть и не очень общались с князем, но переживали за корпоративную честь и надеялись, что Шеховской ее не посрамит.
Князь вышел на пустое место, где предполагался бой, и поклонился. Его противника еще не было. Но вот зашумели казаки, и тот появился, это был худой жилистый мужчина, одет он был не в мундир, а в свободные шаровары, заправленные в татарские ичиги, и рубаху, перетянутую узорчатым поясом. И в обеих руках он держал по сабле.
Ординарец генерала, взявший на себя обязанности распорядителя боя, громко объявил:
– Господа, сейчас мы будем свидетелями боя между корнетом Лейб-гвардии гусарского полка князем Шеховским и хорунжим войска Донского Петро Чирковым. Схватка будет происходить с боевым оружием, поэтому прошу участников помнить об этом и только имитировать смертельные удары.
Шеховской и Чирков встали напротив друг друга. Казак стоял, опустив сабли к земле. На лице была веселая ухмылка, но глаза цепко следили за противником. Лишь когда он заметил саблю в руке у князя, его лицо на долю секунды приняло удивленное выражение.
Князь, в отличие от казака, был в мундире и только снял доломан, он был значительно выше ростом и намного массивнее, и поэтому рядом с тем производил впечатление некой неуклюжести.
Раздался сигнал к бою, и Чирков почти прыгнул к Шеховскому и обрушил на того град ударов с обеих рук.
Но князь даже не сдвинулся с места. Его отделанная серебром черкесская сабля летала, как молния.
– Дзанг, дзанг, – звенела она, успевая легко отбивать все удары противника. Казак хищно ощерился и еще больше усилил темп. Но Шеховской лишь пренебрежительно улыбнулся и, казалось, без усилий принял предложенную скорость. Восхищенным зрителям временами казалось, что его сабля как бы размывается в воздухе, Неожиданно князь шагнул вперед и, отбив с силой обе сабли, показал, что хочет нанести удар в лицо, но казак с хеканьем, раскинув руки в стороны, легко сделал сальто назад. И снова принял боевую стойку. Со стороны зрителей раздались восхищенные возгласы, которые резко оборвались, потому что немыслимо быстро князь, сделав шаг вперед, упал на продольный шпагат, а его сабля уперлась прямо в пах противнику. Наступила тишина.
– Ты, эта, князь, сабельку-то убери, – шепотом сказал хорунжий, по его лбу потекли капельки пота, – оставишь меня ненароком без наследников.
В Петербург, наконец, пришли белые ночи. И сейчас над городом царил белый призрачный свет. На Дворцовой набережной не было ни души, но вот послышался цокот копыт по мостовой, и на набережную с Миллионной улицы вывернула карета в сопровождении конной охраны.
Запряженная парой гнедых коней, она медленно двинулась в сторону Дворцового моста и, переехав через него, остановилась на Стрелке Васильевского острова. Из кареты легко спрыгнула молодая девушка и, смеясь, подошла к балюстраде.
Было тепло, в воздухе стоял аромат сирени, а с реки ветерок приносил свежесть воды.
К дверям кареты подошел соскочивший с лошади охранник и опустил лесенку, по которой осторожно спустилась богато одетая пожилая женщина. Она слегка поежилась и подошла к своей молодой спутнице.
– Ах, Кати, – с французским прононсом произнесла она, – и что тебе пришла в голову такая легкомысленная идея, кататься по ночам. Уже свежо, а ты так легко одета, смотри, простудишься.
– Ну, что вы, Евдокия Ивановна, – улыбаясь, отвечала девица, – вы только посмотрите, какая вокруг благодать, разве днем так может здесь быть?
Вы знаете, у меня последние дни такое хорошее настроение, хочется шалить, как в детстве.
«Ну, ты, милая, недалеко ушла от этого времени», – подумала про себя княгиня Голицына и в который раз укорила себя, что согласилась на такую авантюру, кататься по ночному Петербургу. От свежего ветерка с Невы ее начал пробивать озноб. А вот Катенька веселилась вовсю. Она, напевая мелодию вальса, начала кружиться около кареты. Спешившиеся охранники с любопытством смотрели на нее.
– Душа моя, – спросила княгиня, когда девушка остановилась, – я тебя буквально не узнаю, ты последнее время ходишь такая радостная, может, получила хорошие новости?
– Нет, новостей я не получала, – ответила та, вновь начиная кружиться в вальсе, – но я думаю, что скоро должен приехать Коля.
– Ну всё, Катя, перестань, пожалуйста, это неприлично, – рассердилась Голицына, – увидит еще кто-нибудь! А почему ты думаешь, что скоро должен приехать Шеховской?
Когда княгиня услышала слова девушки, то вдруг ощутила укол ревности. За эти месяцы она, неожиданно для себя, привязалась к своей нечаянной ученице и даже отложила из-за нее поездку в Париж. И вот вдруг та говорит о приезде жениха.
– Евдокия Ивановна, – серьезно ответила Катенька, – я просто это знаю, чувствую, что он уже совсем близко, наверно, завтра он уже будет здесь.
Голицына облегченно вздохнула.
– Ну, моя дорогая, это далеко не факт, чувства нас могут обманывать сколько угодно. Скорее всего, ты выдаешь желаемое за действительное, – наставительно сообщила она своей спутнице.
Та в ответ беззаботно рассмеялась.
– А вот и нет, завтра он будет в Петербурге. Поэтому я с утра поеду к Андрею Григорьевичу, надо ему сообщить, чтобы он не волновался.
– Ох, Катенька, ты больше его разволнуешь своими известиями. Кстати, как он себя чувствует? – с интересом спросила княгиня.
– Надо сказать, что Андрею Григорьевичу последнее время гораздо лучше. Приступы подагры его совсем не беспокоят, и он даже выходит на прогулки, – сообщила Катенька.
– Так его кто-нибудь лечил? – тут же спросила Евдокия Ивановна.
Катенька опять засмеялась.
– У него не бывает докторов, разве вы не знаете, что они боятся старого князя. Его старый Энгельбрехт лечил всякими натираниями и всё.
– Ладно, – поморщилась княгиня, – давай оставим болезни, нечего лишний раз про них вспоминать. Кати, пожалуйста, садись в карету, поехали, отвезем тебя домой, что-то я продрогла совсем.
Ранним июньским утром в особняке князя Шеховского было суетно. С тех пор как от него на какое-то время отступила подагра, он явно воспрял духом и теперь пользовался каждым днем, чтобы что-нибудь изменить у себя в доме. Он давно навестил всех своих старых знакомых и приятелей, которые у него еще оставались, и теперь все время посвящал переделкам, чтобы привести дом, в котором он не жил почти два десятка лет, к новой жизни.