Довод подействовал, и Лариса скользнула в салон так ловко, словно змея под камень.
— Орехов — чертовски завидная партия! — почти сразу же принялась подогревать ее Мила. — Сама не знаю, как я упустила такое сокровище!
— Почему вы помогаете мне? — вопросила Лариса, плотнее запахивая плащ. Вероятно, в дороге от тряски ее мозги оживились.
— Вы еще спрашиваете! — фальшивым тоном воскликнула та. — Мы прожили с Ореховым столько лет! Я просто не хочу, чтобы он пошел по рукам. Одно дело — найти себе новую женщину, доказывая себе и всему миру, что ты еще парень ого-го, и совсем другое — начать менять партнерш с молодецкой скоростью. В этом есть что-то пошлое, вы не находите?
Шофер с ухмылкой поглядел на нее, выпустив целое облако дыма, но Мила, привычная к вечным Ольгиным перекурам, даже не потрудилась развеять это облако взмахом руки. Зато Лариса позади от души закашлялась.
— Эй! — предостерегла ее Мила. — Вам нужно следить за дорогой. Никто из нас не в курсе, как заехать в загадочное Горелово.
Почему-то ей представлялось, что Горелово — дыра, каких поискать, — с колодцами и дюжиной покосившихся домов. На деле оказалось, что это большой охраняемый поселок. При въезде в него нарисовался шлагбаум, его сторожил дюжий вооруженный молодец. Он посветил им по очереди в лицо мощным фонарем и, по всей видимости, узнал Ларису, потому что громко сказал:
— Здрась-те!
— Митенька! — хихикнула та, поведя плечиком. — Приветик!
Митенька поднял шлагбаум, не отпустив ни одного замечания. Милу это порадовало.
— Послушайте, может быть, вы нас подождете? — обратилась она к водителю. — Уедете богаче еще на триста рублей. Всего пятьсот за плевую работу прокатить туда-сюда двух хорошеньких женщин. Как вы на это смотрите?
— Шестьсот, — сказал водитель, который по достоинству оценил расстояние, отделявшее Горелово от шоссе, ведущего в Москву. — Без меня вы здесь надолго застрянете.
— Ну, хорошо. Только машину надо будет оставить где-нибудь на подходах к дому.
— Остановите здесь! — скомандовала Лариса, пристально вглядывавшаяся в освещенную фонарями перспективу.
— И развернитесь на всякий случай, — посоветовала Мила, выбираясь наружу. — Мало ли что.
— Надеюсь, за нами не будут гнаться? — полушутя поинтересовался водитель, провожая ее глазами.
— Гнаться? Да это мы идем с целью застукать моего мужа с его второй любовницей! Еще кто за кем будет гнаться!
— Вы — жена, а кто это с вами?
— Его первая любовница.
— Хм, хм, — пробормотал водитель. — Надеюсь, отголоски ваших развлечений до меня не докатятся.
Лариса тем временем пошагала к видневшемуся в отдалении одноэтажному домику, в окнах которого горел свет. Рядом прорисовывался контур длинного темного строения с плоской крышей.
— Это что, конюшня? — шепотом спросила Мила, боясь потревожить окрестности громким голосом.
— Что вы! Это и есть новое производство.
— А что, что там производят? Вы ведь в курсе? — не утерпела и в лоб спросила Мила.
Вряд ли, конечно, Лариса знает о наркотиках, но какую-то официальную версию ей должны были выдать. Однако та ее разочаровала.
— Понятия не имею. Это секретный проект. Они все так следят за тем, чтобы не проболтаться! И Илья, и Дивояров, и Лушкин. Даже шофер Володя Мешков нем как рыба.
— А Лушкин — это кто? — задала интересовавший ее вопрос Мила.
— Один из них. Не знаю… Как кто? Лушкин, и все. Этот дом принадлежит ему. И участок, где Илья с Дивояровым пробуют свой проект, — тоже. Короче, он тут хозяин, на этой земле.
— Забор здесь совсем плевый. Сейчас мы перелезем, подберемся к окнам и поглядим, что там делается! Занавесочки-то — тьфу! — тонюсенькие!
— В настоящий момент главное — поймать Трезора, — озабоченно сказала Лариса.
— Что значит — поймать? Он будет бегать по окрестностям и тявкать, а мы станем его ловить, чтобы заткнуть ему пасть?
— Ах, все гораздо проще. Трезор вихрем понесется на нас, и в тот момент, когда он прыгнет, надо поймать его и поцеловать.
— Зачем это? — мрачно спросила Мила. — Это обязательно? Знаете, давайте вы пойдете впереди.
Словно похваляясь своими потрясающими ногами, Лариса подобрала полы плаща и просто переступила через декоративную загородку. Миле пришлось попотеть, прежде чем она плюхнулась на клумбу внутри огороженного участка. Тут же из темных кустов на них с молчаливой неотвратимостью понеслось нечто белое с разлетающимися ушами.
— Трезорка! Ласточка! Иди ко мне, песочка! — воскликнула Лариса.
Трезор прыгнул, и Лариса ловко, словно они сто раз репетировали этот трюк, подхватила его под передние лапы. После чего смачно поцеловала в нос.
— Тьфу! — тихо сказала Мила. — Надеюсь, он обойдется одним поцелуем. Или требуется, чтобы его перецеловали все гости по очереди?
— Ш-ш-ш! Трезор, будь хорошим мальчиком, не тявкай!
Лариса опустила кудрявую псину на землю, и та засеменила впереди, путаясь у нее под ногами.
— Да он выдаст нас в любой момент, гневно прошептала Мила.. — Собаки не умеют хранить молчание.
Это была уловка с ее стороны. Больше всего на свете ей хотелось попасть внутрь того каменного сарая, где, судя по всему, находилось оборудование, по виду которого можно было бы догадаться о том, что на нем изготовляют.
— Давайте запрем его… там! — предложила она Ларисе, указывая пальцем на «подпольный цех».
Ларису совершенно явно, больше всего на свете, интересовали светящиеся окна жилого дома.
— Не обращайте внимания на собачку! — отмахнулась она.
В знак протеста против столь пренебрежительного к себе отношения Трезор задрал вверх морду, часто и взволнованно подышал и неожиданно громко тявкнул.
— Вот видите! — укоризненно воскликнула Мила. — Только вы заглянете в окно, как он все испортит.
— Ну, хорошо, оттащите его подальше.
— Дверь в том сарае открывается? Или там сигнализация?
— Господь с вами! Какая сигнализация? Поселок охраняется. Ключ в каменной вазе, той, которая слева.
Мила взяла Трезора под мышку и быстрым шагом отправилась в указанном направлении. Пес взволнованно шевелил ногами в воздухе и тянул морду вверх.
— Хочешь поцеловаться? — с подозрением спросила Мила. — Придется тебе немножко походить нецелованным. Я не способна целоваться с собаками. Вот вернется Лариса…
В свете фонаря, освещавшего подъезды к дому, она увидела дверь, по обеим сторонам которой стояли два здоровенных каменных вазона, украшенных кусочками цветной керамики. Смотрелись они здесь, надо сказать, довольно дико. «Судя по всему, Лушкин по натуре монументалист, — подумала она. — Или любит помпезность».