– Подъем, пионеры! – Надо мной склонилась фигура, схватила за плечи и дернула.
Голова закружилась, качнувшись, я, словно влюбленная девушка, припал к широкой груди напарника. В ушах еще стоял треск кустов, копчик болел, в пояснице поселилась тягучая боль.
– Быстро, быстро!
На ограду взлетела выдра. Упав на одно колено, Никита вскинул автомат и засадил короткую очередь ей в голову.
То и дело оглядываясь, мы побежали по усыпанному мусором и битыми кирпичами двору. Несколько выдр перебрались через забор, вновь раздался визг, шелест и хруст веток. Впереди стояло длинное приземистое здание с рядом проемов – и вдруг я увидел бредущего мимо человека.
В первый миг я решил, что это зомби – слишком уж механически, монотонно переставлял он ноги, одежда давно превратилась в рванье… Но нет, не похож, у них обычно кожа другого цвета, запавшие глаза, гнилые зубы.
– Берегись! – проорал Пригоршня незнакомцу, ныряя в широкий проем.
Мы очутились в просторном помещении, заставленном электрокарами-погрузчиками. Под стенами высились штабеля поддонов, с потолка свешивались обрывки кабелей. Я наконец сообразил, что это был за человек. По лицу напарника было видно, что и он только сейчас понял: мы увидели двойника – то есть дубля, шатуна!
– Но откуда здесь… – начал Никита удивленно, приостанавливаясь.
Его прервал визг – выдры достигли шатуна и с ходу набросились на него.
– Дальше давай! – пропыхтел я, обгоняя напарника.
Петляя между погрузчиками, мы пересекли здание, выскочили сквозь пролом на другой стороне, перебрались через кирпичный завал, обежали склад. Взобравшись по земляному склону, миновали еще одну изгородь и тогда наконец остановились. Визг мутантов стих вместе с хлопаньем плавников. Я присел на корточки, обернулся. Никита наклонился, уперевшись руками в колени, тяжело дыша.
– Вроде оторвались, – сказал он.
– Похоже на то. – На всякий случай я пока не убирал «файв-севен» в кобуру. – Эти уродины не конкретно за нами гнались, просто напали, потому что мы на их пути оказались.
Не фигово за бензинчиком сходили, а? – Он выпрямился, оглядываясь. – Что это за штука была, Химик? Это же… это не аномалия, а какой-то телепорт!
Я посмотрел по сторонам. Рядом высился заросший деревьями склон, дальше были склады и огромная стена одного из заводских корпусов.
– А помнишь аномалию, которая с оком срослась? – спросил напарник. – Ну та, в бункере на военной базе, через которую нас в Долину забросило?
– Помню. Но эта воронка на нее не похожа совсем. Вообще аномалии меняются со временем, сращиваются, модифицируются…
– Мутируют то есть.
– Ну да. Может, у них такой же естественный дарвиновский отбор, как у живых организмов. Сильные пожирают слабых, но и сами при этом меняются… Не знаю, короче. Отдышался? Пошли. Выдры, наверное, сейчас станут расползаться по территории, незачем на открытом месте торчать.
– Идем вон к тому цеху, – решил Никита. – Это то самое, высокое, про которое я говорил. Все равно мы хотели на крышу залезть и осмотреться, гаражи поискать.
– Это ты хотел, – возразил я. – Ладно, идем быстрее, темнеет уже.
Мы стали спускаться по склону, настороженно оглядываясь. Выдры не появлялись, люди тоже.
Внизу стена цеха была глухой, лишь на третьем этаже начинался ряд решетчатых окошек без стекол. Мы пошли в обход.
– Вроде потрескивает что-то, – сказал Пригоршня через несколько шагов, когда до угла здания оставалось всего ничего.
По двору расползлись тени, стало прохладней – близился вечер. Судя по всему, нам предстояло заночевать на этом заброшенном заводе.
Завернув за угол, Никита хрипло прошептал:
– Мать моя Зона…
Между складом и трехэтажной кирпичной башней, стоящей возле заводского корпуса, протянулась воздушная паутина. Такую большую я еще не видел, она напоминала облако, спустившееся с неба и повисшее между домами, низко над асфальтовым двориком. Я даже не сразу признал в ней порождение Зоны, ставшее за последние дни хорошо знакомым, – нити имели непривычный синеватый оттенок.
К тому же обычная паутина не опасна, она лишь жжет кожу, если к ней прикоснуться, но не более. А эта…
– Ты видишь то же, что вижу я? – спросил Никита.
Я видел. По краям аномалию усеивали слезы мрака, на середине они собрались в черный маслянистый шар метрового диаметра. Из него торчала нижняя часть тела. Человек был жив: его ноги двигались, хрустя облепившими голени синими нитями.
– Да он же идет! – понял Никита.
Мужчина действительно пытался идти – шагал, не двигаясь с места, как марионетка, запутавшаяся в нитях.
– Что-то там в этом шаре поддерживает его жизнь, – сказал я. – По крайней мере на чисто физиологическом уровне.
Человек висел высоко над потрескавшимся асфальтом, в самом центре паутинного кокона, достать его не было никакой возможности. Пригоршня сказал:
– Не добраться нам до него никак.
– И не надо, – ответил я. – Пусть висит. Ты ж на крышу хотел?
– Ага, вон тем путем…
Вдоль стены корпуса до самой крыши тянулась железная лестница. Я покачал головой.
– Она простреливается со всех сторон.
– Да кому тут по нам стрелять?
Я глянул на него, и Никита почесал шрам на лбу.
– Ну ладно, ладно. Тогда вон видишь трубу?
Метрах в десяти над асфальтом от вершины кирпичной башенки к цеху шла труба-коридор с узкими окошками. Напарник стал пояснять:
– В башне была мастерская, ну и еще начальники бригад там сидели скорее всего. А на верхних этажах – раздевалки. Коридорчик этот – чтоб работягам не надо было спускаться, и они могли сразу в цех пройти и с энтузиазмом за работу взяться. Так вот давай в башню, по коридору тому – и в цех.
– Зачем нам в цех?
– Затем, что там наверняка несколько лестниц на крышу ведут. Такие, которые не простреливаются.
– Кто его знает, что в том цеху, – неуверенно возразил я.
– Химик, вечер уже! – повысил он голос. – Надо подняться и оглядеть окрестности, прежде чем на ночлег устраиваться, а ты тормозишь.
Потому что мы на незнакомой территории. А к башне этой воздушная паутина прицепилась, да еще и странная какая-то…
Паутина снаружи, а мы внутри пойдем. Не боись, нормально там поднимемся. Идем, короче.
Я беспокойно озирался. Вокруг все неподвижно, тишина, лишь жертва огромной слезы мрака, повисшей в хитросплетениях паутины, однообразно двигает ногами, хрустят протянувшиеся от них нити. Интересно, что видят глаза этого несчастного? Если вообще видят что-нибудь…