– По мне, так лучше не приближаться к этому городу, – продолжал Джон. – Кто знает, что ты там найдешь, что обнаружишь. А потом пожалеешь. – Он поднял пластиковый стаканчик с орчатой и сделал хороший глоток, скосив глаза туда, где бежал человек. А может, и не бежал.
– Нас по большей части никто не разрушает, – заметил он. – По большей части мы сами себя разрушаем.
На парковку въехала еще одна машина. Это был ухоженный «крайслер» – старый, лет двадцати, если не больше. Из него вышла женщина, о которой можно было бы сказать то же самое.
– Мама? – удивилась Джеки, когда женщина вошла в заведение Джерри.
Мать улыбнулась. Одета она была так же, как в то утро.
– Привет, Джон. Как дела на ферме?
– Пока нам не проведут хоть чуть-чуть федеральной воды, я буду выращивать воображаемую кукурузу. Растет неплохо, как и все остальное. И продается тоже хорошо. Да к тому же работы много не требует.
– Уверена, что не требует.
Мать поздоровалась с тенью (Джерри?) за стеклом, взглянула на обычное меню и, не найдя в нем ничего на свой вкус, произнесла кодовую фразу для получения секретного меню.
– Мне нравится жить с секретами, – сказала она, быстро просмотрев предложенный желтый листок. – Ну, должна сказать, это уже неплохо. Я возьму номер четвертый и не скажу об этом ни одной живой душе.
– Мама, у тебя всегда была эта машина?
Мать подняла взгляд от меню.
– Да, конечно, дорогая. У меня всегда была только эта машина. А у кого в жизни бывает больше одной машины?
– Верно. Да, нет, знаю. – Но почему Джеки этого не помнила?
– Похоже, пора возвращаться на ферму, – сказал Джон, стоя у открытой двери.
– На улице темно, – заметила мать Джеки.
– И правда, – согласился он, приставив ладонь ко лбу и глядя на ночное небо. – Совсем темно. Ну что ж, пора домой.
Он подмигнул им, швырнул в корзину обертки и стаканчик и запрыгнул в свой пикап.
– Мам, ты раньше говорила обо мне, как о ребенке.
– Да, дорогая, наверное, говорила. – Мать вытащила из щелки автомата несколько салфеток и села. На Джеки она не смотрела.
– И о чем ты говорила?
Мать засмеялась. Она смеялась и не могла остановиться.
– Мама, что происходит? Почему ты не хочешь мне сказать?
Мама продолжала смеяться. А потом начала плакать. Джеки не знала, что ей делать. Появился мамин заказ, а она все смеялась и плакала. Немного подождав, Джеки направилась туда, где над стойкой согнулась ее мать, и положила руку ей на спину. Потом посмотрела в окно на свою машину. Ей тоже хотелось смеяться и плакать. Она испытала такое чувство, словно у нее забрали все, хотя забрали лишь почти все.
Джеки смотрела вдаль туда, где за уехавшим Джоном на краю света и тьмы клубилось облачко пыли, где она все еще различала какое-то движение, похожее на бегущего человека.
– Диана Крейтон, – сказала она себе. Мать она уже не слышала.
Диана смотрит довольно много местных новостей. Даже когда кабель отключен, она продолжает смотреть местные новости. У местных новостей очень сильный передающий сигнал, так что даже если у кого-то нет кабеля, можно принимать местное новостное телевещание. А если у кого-то есть работающий кабель, местное новостное вещание пойдет по всем каналам. Даже если нет антенны. И даже если выключить телевизор, сигнал остается таким же сильным. Очень, очень сильным. Новости трудно выключить.
Таков слоган местной новостной станции: «Новости трудно выключить. Давай, попробуй. Видишь?»
В любом случае Диана смотрит местные теленовости, потому что они с ней говорят. Говорят в буквальном смысле.
Один из вторых ведущих утренних новостей – в галстуке и пальто, с пустыми глазами и острыми зубами, никогда не видевший себя на фотографиях, – произнес:
– Диана Крейтон. Здравствуйте.
Сначала Диана ничего не сказала, потому что ела кукурузные хлопья. Было утро, и она только что вышла из душа, который принимала перед работой. В душе ей внезапно пришла мысль о всем пространстве внутри стен дома, и насколько оно увеличится, если все его вписать в один полый куб. Она понятия не имела, откуда взялась эта мысль.
– Здравствуйте, Диана, – сказал соведущий второго ведущего.
– Привет. Здравствуйте. Доброе утро, – ответила Диана, вежливо прикрыв лицо и дожевывая остатки хлопьев, производимых местной компанией, которая была известна своей агрессивной и противоречивой рекламой.
– Как Джош? – спросил второй соведущий, одетый в коричневый пиджак с лацканами цвета слоновой кости, со свисавшими вниз волосами, с яркими красно-коричневыми губами и ногтями и с сияющими красными глазами.
Джош успел на автобус в школу. День после их разговора выдался хорошим. Но следующий день оказался похуже. А в последующие дни они вернулись к отведенным в сторону взглядам и закрытым дверям.
Диана получила несколько обеспокоенных звонков из школы о том, что Джош прогуливает уроки и занимается опасными вещами вроде выражения общественного интереса по поводу загадочных огней, пролетающих ночью над Найт-Вэйлом и попыток войти в помещения Городского совета без защитного костюма. К тому же он каждый день поздно приходил домой.
Она пыталась поговорить с ним о Тае, но Джош казался раздраженным, когда она поднимала эту тему. Он просто закатывал тонкие желтые глаза, прижимал уши к черепу и отвечал: «Все нормально», или: «Ничего нового», или: «Не хочу об этом говорить».
– Джош в порядке? – поинтересовался второй соведущий.
– С ним все хорошо.
– Откуда вы знаете?
Диана не ответила.
– Он много о чем переживает, – вступил первый соведущий, и они оба улыбнулись (улыбнулись ли?).
– По-моему, он на кого-то запал, и, кажется, у него ничего не вышло, – ответила Диана. Она уже не ела хлопья.
– И это все, что его беспокоит? Только лишь неудачное ухаживание? – нажимал второй соведущий, демонстрируя хоть какое-то знакомство с тележурналистикой.
– Не знаю. Хотела бы знать, но не знаю. Он стал каким-то другим, словно что-то внутри него сошло с рельсов, и я не знаю, как заставить его вернуться. На уроках он пишет эсэмэски. Если вообще появляется на уроках.
– Он пишет их какому-то конкретному человеку?
– Мне о нем не говорили.
– Обязательно проверьте детализацию звонков, Диана, – сказал первый соведущий, перегнувшись через стол чуть дальше, чем казалось возможным.
– Это несколько бестактно.
– Вы его мать. Вам позволено быть бестактной, пока он живет под вашей крышей и на ваши деньги, – заявил второй соведущий.