– Стой! – и жестом, и выкриком перебил старика Энлиль. – Так Канцлер выжил?
Секретарь испуганно посмотрел на предводителя наёмников.
– Мне важный такой тип из медперсонала нашего сам сказал, что жить будет. Удивлялся ещё так, что не умер. А что? Соврал? – Энлиль и Энки поспешно замотали головами, отрицая сомнения старика.
– Слава небесам! – почти набожно выдохнул из себя Дидук. – Я-то, когда его увидел, сразу понял, что умрёт: обе ноги, рука оторваны, голова – месиво, а внутри, наверное, и того хуже.
Секретарь не видел, как эти его слова больно били Энлиля, представляющего дядю в таком виде. Дидук, не поднимая глаз, старался выговориться.
– Растерялся я совсем, – оправдываясь, тараторил он. – Прибежал к его кабинету и застыл как истукан, не могу шага сделать. А там внутри пыльно и темно как ночью… Я стоял так, не знаю сколько, не долго, наверное. Заметил, как передо мной кто-то шмыгнул вовнутрь, вот тогда и очнулся, сам следом пошёл.
– А там ногу сломать можно, всё побито, ничего не видать, – не делая паузы, продолжал Дидук. – Я сначала вошедшего увидел, а потом уже дядю твоего. Она над ним постояла, недолго, а потом убежала.
– Кто – она? – перебил его Энки.
Дидук ворчливо отмахнулся.
– Что, мне их всех знать? – справедливо возмутился он. – Высокая. Лица не разглядел, в длинной мантии, кажется, была, в капюшоне.
Помолчав, негодуя, секретарь силился вспомнить, на чём его прервали, недовольно косясь на Энки.
– Так я к нему подошёл, – после заминки продолжил он. – Наклонился. Думал, мёртв, а он хрипит. Я и остался с ним, пока помощь не подоспела.
Старик замолчал, не решаясь говорить дальше. Оба наёмника нетерпеливо ждали, зная, что Дидука лучше не торопить.
– Ещё кое-что было, – неуверенно начал он. – Не знаю, может и показалось мне…
– Не страшно. Говори! – подбодрил его Энлиль.
– Я, как дверь открыл, успел перед взрывом мельком увидеть твоего дядю. Может, показалось, – повторился старик, – но глаза у него странные какие-то были, как в крови, красные.
– Не думай об этом, – успокаивая, обратился к нему Энки, задумчиво переглянувшись с Энлилем. – Отдыхай.
Пробыв с ним около часа, наёмники тихо покинули сенат. Выходя из здания через западные ворота, где прохожих было куда меньше, Энки заметил нерешительность командира. Тот то и дело замедлял ход. Догадавшись, о чём он думает, второй предводитель наёмников бросил на ходу:
– Мы не можем к нему пойти.
Энки говорил спокойно:
– Одно дело – раненый военный, другое – Канцлер Республики. Нас задержат ещё на подходе к его корпусу, а как узнают, что наши пропуска липовые, то сам понимаешь, что потом ждёт.
– Он будет жить, и это главное, – ответил ему Энлиль. – Но, его глаза… – тихо добавил он.
Энки ничего не ответил, хоть и сам не мог прогнать из мыслей врезавшиеся туда воспоминания. Не проронив более ни слова, друзья добрались к оставленному рядом с больницей транспорту. Оба молчали. Слишком многое произошло за последние сутки, и Энлиль не представлял, с чего начать. Поразмыслив минуту, он выбрал курс на временное убежище. Там их ожидал оставленный в спешке экипаж. Сначала команда, остальное потом.
– Летим домой, – приказал он.
Энки принял управление. Через десять минут транспорт заходил на посадку.
Скрытое от чужого любопытства убежище находилось в полузаброшенном здании бывшего управления статистики на одиннадцатом этаже под землёй. Чуть ниже, на одной из подземных стоянок, переделанных под ангар, остывал от недавнего шального полета их маневренный малогабаритный корабль военного типа фрегат с поэтичным названием «Ласточка», а рядом с ним, весело переговариваясь, судачили четверо наёмников из их отряда, и трое забытых всеми экспертов во главе со смеющейся над чем-то Иннат. Позаботившись о благополучно доставленных дипломатах, те вынуждены были вернуться обратно, дожидаясь дальнейших распоряжений своих временных командиров. Никто из них ещё не знал о случившемся с Канцлером, напротив, после сложного задания все готовились к веселью, накрыли неказистый стол, достали из закромов хорошее вино, смеялись.
– Ну наконец-то, – увидев командиров, всплеснула руками Иннат, но, поравнявшись с ними, девушка сразу умолкла, уловила тень в глазах наёмников. Не став спрашивать о случившемся, она обернулась. Веселья на лице Иннат как ни бывало.
– А ну живо, давайте, собирайте. Вам бы только выпить! – как фурия, заругалась девушка, заставляя наёмников быстро сворачивать стол.
– Иннат, свет мой, что за зараза в тебе? – возмущались уже повеселевшие наёмники. – Хорошо же сидим.
– Давай, давай! – подталкивала тех эксперт, пока шумная гулянка не затихла вовсе, а недовольные мужики не разбрелись по своим каютам.
Энки с благодарностью улыбнулся девушке, и немного смутился, поспешно ретируясь, когда та неожиданно улыбнулась в ответ.
Не став вдаваться в подробности, Энлиль приказал техникам провести осмотр корабля перед уходом, а экспертам закончить всю бумажную волокиту по последнему заданию, возиться с которой сейчас у него не было ни сил, ни желания. Переговорив с остальной частью отряда, Энлиль распустил всё ещё бузивших наёмников по домам, выдав тем заслуженное вознаграждение. Случившееся с Видаром и Канцлером никак не касалось ребят, и впутывать их в эту историю он не собирался.
Покончив с неотложными обязанностями, Энлиль собирался незамедлительно вернуться в больницу, но заметив притихшего в дальнем углу ангара Энки и, направившись было к нему, резко повернул обратно. Ему и самому хотелось побыть одному. Хотя бы немного. Ноги вывели его к обжитым комнатам. Поднявшись на два пролёта выше подземной парковки, он нехотя переступил порог этажа, открывая тайный проход, ведущий напрямую из ангара к их комнатам. Находились они по соседству с давно изжившими себя техническими помещениями и складом, куда когда-то сбрасывалось всё подряд, от старых стульев до потрёпанных штор. На двери отдела красовалось: «Учёт инвентаря», к которому оба наёмника не имели ни малейшего отношения. В последний раз друзья останавливались здесь почти год назад и занятые ими помещения соскучились по ним не меньше их самих, грустно демонстрируя пыль и паутину во всех углах. Уныло осмотрев обветшалые комнаты, Энлиль запустил автономные устройства уборки, и те услужливо расползлись по всем углам.
Стараясь не мешать жужжащим и старательным уборщикам, Энлиль выскользнул из отдела. Свежая прохлада воздуха приятно бодрила, но не помогала сосредоточиться, да и недавнее ранение давало о себе знать, отзываясь ноющей болью в груди. Ему следовало завершить полный курс восстановления, не покидать капсулу так быстро. Теперь же организму приходилось обходиться своими силами.
Но он и не отгонял от себя эту боль, прячась за ней, как за ширмой. Ненадёжной ширмой, сквозь которую постоянно проталкивались воспоминания о Канцлере и умирающем друге. Злость путала мысли Энлиля. Известие о том, что его дядя будет жить, лишь на мгновение сбросило тяжесть с плеч, навалившись с новой силой, стоило ему только вспомнить, что одному из его близких всё же предстоит умереть. Как бывший военный и опытный наёмник, Энлиль давно научился воспринимать смерть отчуждённо, но как другу умирающего молодого парня ему было сложно примириться со всей безысходностью этого простого биологического процесса.