Лучше бы она рассказала раньше. Но что бы я сделал, скажи она мне тогда на «Икаре», что слишком опасно ее добиваться? Хватило бы мне ума уйти?
Я уже минуты две бросаю камень в одно и то же место, но все без толку – пробить дыру в ставнях невозможно. Я иду к ручью за Лилиан.
Что же мне ей сказать? Я знаю лишь, что должен ее найти. Все тело у меня будто наэлектризовано.
Тут я замечаю ярко-красную ткань, привязанную к камню. Я так устал, в голове крутится столько невысказанных извинений, что я не сразу вижу вход в пещеру.
Лилиан, с которой мы потерпели крушение, никогда бы не оставила для меня сигнал у входа. Она ушла бы внутрь, даже не задумавшись, как мне ее найти. Но она изменилась с тех пор, как мы здесь оказались.
Проход очень узкий, но мне удается протиснуться. Впереди я замечаю свет фонаря: узкая пещера расширяется вглубь, как пузырь. Я прохожу туда и чуть не спотыкаюсь о камень на спуске.
Я хватаюсь за каменную стену и удерживаюсь на ногах. Лилиан пока не заметила меня. Она сидит посреди пещеры, достает из мешка вещи и аккуратно раскладывает. Она развела костер прямо под трещиной в своде пещеры, чтобы через нее выходил дым. Это я ее научил или она сама поняла? Забыл.
Плотно сжав губы, она застилает две постели. Плечи решительно расправлены. Когда я болел, когда она полезла на корабль искать для меня лекарства – тогда она была такой же собранной и сосредоточенной.
Как я вообще мог считать ее бесчувственной?
Я осторожно спускаюсь в пещеру, но перед этим задеваю ногой несколько камушков. Лилиан бросает на меня взгляд и возвращается к своему занятию – запихивает в подушку еще одну футболку.
– Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя в первый раз, – когда ты отчитывала офицеров?
В моем голосе слышится сомнение, нервозность. Но я не нервничаю. Я уверен как никогда.
Она снова на меня смотрит. У нее такое усталое лицо… Она вскидывает голову, будто готовясь к удару.
– Что ты подумал, Тарвер?
– Я подумал: вот такая девушка мне нравится.
Выражение ее лица не меняется.
Я робко улыбаюсь и опускаюсь перед ней на колени, превозмогая боль в уставших мышцах.
– И ведь я был прав, Лилиан. Забудь обо всем. Забудь обо всех. Мне нужна именно такая девушка.
– Ты правильно сделал, что остановил меня. – В свете фонаря ее голубые глаза кажутся темными, а волосы тускло сияют. – Этому не бывать.
У нее на лице так ясно написано чувство вины, что у меня сжимается сердце. Я беру ее за руку и тяну к себе. У нее перехватывает дыхание.
– Ты не виновата в смерти Саймона. Твой отец это сделал – не ты. И ты не виновата, что Саймон тебя полюбил.
Он сглатывает и встречается со мной взглядом. Я вижу в нем неуверенность.
Я не могу больше ждать. Я наклоняюсь и целую ее, не успев даже сообразить, что делаю. Когда наши губы встречаются, у меня по всему телу будто пробегает огонь, а она со стуком роняет фонарь. Мгновение она колеблется и потом отодвигается. Мне хочется прижать ее к себе, но я сдерживаюсь, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– Но… на равнине – ты вел себя так, будто я тебе совсем не нравлюсь, – шепчет она.
– Ты поверила в этот спектакль? Да ты еще безумнее, чем я думал… Ты мне понравилась с самого начала. Я подумал, что лучше держаться подальше, сосредоточиться на спасении. Я боялся, что потеряю тебя, едва получив. Но это бы стоило того. Прости, я – идиот.
Лицо у нее вспыхивает румянцем, губы алеют на светлой коже.
Мне страстно хочется ее целовать, и больше себя сдерживать я не могу. На этот раз она не отодвигается. Я кладу руку ей на спину и притягиваю к себе. Покусываю ее губу, и она тихонько выдыхает.
– Захочешь, чтобы я остановился, – говорю я, с трудом узнавая свой голос, – скажи.
Она тянется ко мне, и я вижу ее темные глаза и приоткрытые губы. Она обхватывает дрожащими пальцами мою руку. И тут я понимаю, что мои руки тоже дрожат.
– Остановишься, – выдыхает она, – и я никогда тебя не прощу.
Наши тела соприкасаются, и в пещере отдается эхом стон.
Если сейчас на поляне приземлится спасательный корабль, я, пожалуй, останусь в пещере.
– Что скажете насчет физических изменений?
– Прошу прощения?
– Пока вы были с мисс Лару, претерпела ли она какие-нибудь… физические изменения?
– Ну, думаю, она стала чуть выносливее после всех наших походов.
– В какой степени на ваши действия влияли чувства к мисс Лару?
– Средне.
– Прошу прощения?
– А что мне отвечать на этот вопрос?
– Мы хотим выяснить, что произошло. И в интересах всех заинтересованных сторон вы должны отвечать правдиво.
– Все хорошо? – Тарвер поднимает голову и легонько целует мои скулы.
Я вздрагиваю и вместо ответа удовлетворенно мурчу. Через пару секунд я открываю глаза – он смотрит на меня. В тусклом свете угасающего костра видно, что у него прилипли волосы ко лбу.
– Просто прекрасно, – добавляю я, и он довольно улыбается.
– Вот и хорошо.
Опираясь на локоть, Тарвер наклоняется и снова целует меня. Я чуть поднимаю подбородок: оказывается, так ему приходится наклоняться сильнее, и поцелуй становится глубже. Я издаю стон удивления и удовольствия.
Потом он снова поднимает голову и, убрав руку с моей талии, проводит кончиком пальца вдоль брови, спускается к щеке, убирает пряди волос с лица.
– Ты не представляешь, как давно я хотел это сделать.
В животе екает от его чуть хриплого голоса.
– Долго же ты ждал.
Я стараюсь говорить равнодушно, но понимаю, что звучит это неубедительно.
Он смеется, а я смотрю на его губы – это так отвлекает, что я почти не слышу его ответа.
– Больше чем уверен: попробовал бы поцеловать тебя в первый день, когда тащил по лесу, ты бы швырнула мне в голову теми своими дурацкими туфлями.
Когда наступает утро, я предлагаю отдыхать весь день и с легким сожалением жду, что он воспротивится. Я не хочу вылезать из нашей постели, не хочу искать одежду, не хочу разлучаться с ним. Он теперь смотрит на меня совсем иначе – свободно, беззаботно, тепло. Даже не подозревала, что между нами была стена – пока она не исчезла.
Но вместо того, чтобы рявкнуть приказным тоном, что мы должны весь день шагать, он просто потягивается и привлекает меня к себе, обнимая одной рукой. Другую он кладет под голову и смотрит на дневной свет, проникающий в пещеру сквозь трещину.