Он смотрит на меня растерянно и недовольно – ему не нравится, что его прервали.
– Ты еще безумнее, чем обычно.
Я смеюсь и ворошу ему пальцами волосы.
– Помнишь, в ангаре стоит космолет? Там полно горючего. Поставить бочки рядом с дверью, сделать из провода запал – и взорвать все!
Недовольство на его лице сменяется изумлением, и невольно я чувствую восторг: я его впечатлила – по-настоящему, а не из жалости – будто мы на равных.
– Кто ты и что сделала с моей Лилиан?
Моей Лилиан. Мне хочется насладиться этим чувством, но меня слишком переполняет восторг из-за моей задумки.
– У Анны были старшие братья, и в детстве мы постоянно что-нибудь взрывали на теннисном корте. Ох, папе сотни раз приходилось его ремонтировать…
От нахлынувших воспоминаний я чувствую острую боль, и горло немного сжимается при мысли, что я потеряла Анну, потеряла детство…
Тарвер нежно на меня смотрит.
– Нам нужно быть предельно осторожными. Срубить все деревья возле здания, предусмотреть, чтобы было поменьше осколков и ничего не загорелось.
Воздух будто наэлектризован. Наша цель почти осязаема.
У нас есть план. Я не обращаю внимания на пронизывающую меня боль – наши дни вместе теперь сочтены. Начинается обратный отсчет, и сколько у нас осталось времени, мне неведомо. Но каждое мгновение нам не пережить снова.
– Мы можем выстрелить из твоего пистолета, чтобы взорвать?
Он задумчиво поджимает губы.
– Лазерный пистолет устроен так, что для металла не годится. Это сделали, чтобы какому-нибудь умнику не пришло в голову пострелять на корабле и пробить в нем дыру. Так что он только поцарапает бочку.
Он водит пальцами по моим губам.
– Значит, запал, как мы делали в детстве. – Я закрываю глаза и целую его пальцы. – Я никогда не использовала горючее вместо взрывчатки, но суть та же. От взрыва дверь откроется, а все здание останется целым.
Тарвер глухо стонет, и у меня бегут по коже мурашки.
– Расскажи еще о взрывах, – просит он и возвращается к занятию, от которого я его оторвала.
У нас почти весь день уходит на то, чтобы расчистить участок перед входом в здание. Электропилы и дрели пролежали здесь долго и давно разрядились, поэтому мы обходимся ржавыми пилами и ножницами из ангара. Возможно, мы бы закончили пораньше, но я постоянно подхожу к Тарверу и требую, чтобы он меня целовал. Он бросает все дела и подчиняется. Команда из нас не очень хорошая – мы то и дело друг друга отвлекаем. Мы спиливаем молодые деревца, подрезаем колючие кусты, ставим рядом с дверью четыре бочки с горючим.
Я разглядываю вмятины и сколы на бочках и верчу в руках веревку, из которой мы сделаем запал. И вдруг понимаю, что это не так безопасно, как я думала. Все может запросто выйти из-под контроля.
Когда солнце начинает клониться к горизонту и косо светить сквозь деревья, Тарвер оттаскивает в сторону последнее срубленное деревце и разгибает спину. Я иду к нему, и он, не глядя, протягивает руку, зная, что я рядом. Я прижимаюсь к нему и обвиваю руками за талию.
– Мы сейчас это сделаем?
Губы около его груди. Я поднимаю на него глаза. Пусть он решает, когда мы сделаем шаг к спасению. Я не могу судить беспристрастно: мне жутко этого хочется и в то же время – нет. Остаться или уйти? Я разрываюсь.
– Смотря что ты подразумеваешь под «этим», – откликается он, пробираясь пальцами под рукав моей футболки.
– Отстань, – отмахиваюсь я, хотя вряд ли он воспримет меня всерьез – в моем голосе слышится смех.
– Не сегодня, – шепчет он и наклоняется поцеловать меня. Поцелуй длится долго, и потом Тарвер снова заговаривает: – Мы дождемся, когда будет нормальный свет и мы будем уверены, что готовы. Завтра.
– Если тут жили люди, то наверняка внутри есть еда. Горячая вода, если есть генератор. И кровати. – Я улыбаюсь ему. – Хотя мы и без кровати прекрасно обошлись.
Тарвер поднимает бровь, переступает с ноги на ногу и обнимает меня обеими руками.
– Да, вот только у земли все же есть свои недостатки.
Он снова наклоняется для поцелуя, забинтованной рукой забирается мне под футболку и проводит по талии. Его рука – напоминание, что я его едва не потеряла, и внезапно я понимаю: ему нельзя взрывать дверь. Мы не знаем, насколько взрывоопасно горючее, как быстро прогорит запал.
Я даю ему себя еще целовать, жду, когда услышу тихий стон – после этого он обычно пытается снять с меня что-нибудь из одежды. Нужно, чтобы он сильнее отвлекся, и только тогда я попробую.
И это ему не понравится.
Я немного отодвигаюсь и бормочу:
– Завтра утром проверю, как долго горит запал. Не хочется, чтобы мне оторвало руку, когда я его подожгу.
Тарвер придвигается ко мне, но потом останавливается и хмурится.
– Мне тоже этого не хочется. Мне они обе нравятся. Так что поджигать буду я.
– Не глупи, – говорю я, широко улыбаясь. Ему нельзя видеть, как сильно мне нужно, чтобы он мне поверил. Нельзя дать ему понять, как мне не хочется, чтобы он пострадал, если что-то пойдет не так. – Я в детстве постоянно все взрывала, а папа даже не знал.
Он до сих пор хмурится, что-то отражается в выражении его лица – страх? Не могу понять.
– Я умею взрывать, – говорит майор. – Знаю, как нужно упасть, чтобы защититься от взрывной волны.
– Но мне это и не нужно, потому что я знаю, что делаю! Я не геройствую или еще что… Со мной все будет хорошо. А если что-то случится – если с тобой что-то случится, – одна я тут протяну не дольше десяти секунд. А если что-то случится со мной, то один ты справишься.
Он смотрит на меня так сердито, будто я предложила всадить ему нож в живот. Я вижу его внутреннюю борьбу с собой. Но я права, и ему придется это признать. Перед мысленным взором всплывает его лицо, когда он метался в горячке, и горло сдавливает, потому что я снова вспоминаю, что едва не потеряла его. Нельзя, чтобы это повторилось.
– Надо просто соотнести риск и то, что получится в итоге, – шепчу я. – Ты сам меня научил.
Подняв руку, Тарвер дотрагивается до моего лица, гладит по щеке.
– Лилиан, если с тобой что-то случится, – тихо говорит он, – без тебя мне не жить.
Я беру его за руку и переплетаю наши пальцы.
– Лилиан, ты точно уверена?
Я сжимаю его руку и смотрю на него, чтобы он увидел уверенность у меня в глазах. Я не могу позволить ему поджечь запал. Не могу смотреть, как он снова подвергает себя опасности.
– Точно.
Я задерживаю дыхание, и через несколько мгновений он встречается со мной взглядом. Потом целует меня в лоб, поворачивается и идет обратно к пещере.