Оглушительные раскаты грома грохотали прямо над нами, как огромные барабаны, возникало ощущение, что они отбивают некий варварский ритм.
— Черт! — на грани слуха донесся до меня вопль Наемника, смотревшего в сторону равнины, которая проглядывала сквозь деревья. До нее было не так уж и близко, метров пятьсот, но лес редкий, а потому и видимость неплохая, даже несмотря на сгустившиеся сумерки.
Я подбежал к Наемнику и чуть не открыл рот.
Лицо в небесах никуда не делось. Оно все также кривило рот в недоброй усмешке, но теперь к ней добавилось еще кое-что. Из огромных клочьев туч, которые были похожи на глаза, срывались вниз огромные белые молнии. Они буквально впивались в землю, буровя ее одна за одной.
И там, куда била очередная молния, вздымались вверх огромные клубы пыли, комья земли, камни.
— Вниз! — пихнул я в плечо Наемника. — Вниз!
Я не знаю, что это, скорее всего — просто атмосферное явление. Но проверять я это не стану, ни к чему оно. Главное — есть убежище, где можно пересидеть. А там видно будет.
Мы были последними, кто нырнул в сырой провал входа.
И как только мы это сделали, за нами что-то гулко громыхнуло.
— Вовремя мы, — неожиданно спокойно сказал Герман. — Через пару минут здесь будет эпицентр этого… Этого явления.
— Пусть его, — хмыкнул я. — В бункере, как я и говорил, тепло и сухо. Народ, у кого есть фонари, посветите. И вот еще что — давайте сразу устроим перекличку, пока от входа далеко не ушли. А то, не ровен час, кто потерялся, а мы и не заметили?
Хвала небесам, все оказались на месте, никто по дороге не отбился. К слову, случись такое, пришлось бы сначала идти искать потерявшегося человека, а потом, скорее всего, еще и тех, кто отправился на его поиски. Судя по звукам, за пределами бункера творилось что-то несусветное — треск ломающихся деревьев, грохот раскатов грома и рев разбушевавшейся стихии заставляли вздрагивать не только эмоциональных Милену и Фиру, но и некоторых «волчат».
— Сущее безумие. — Герман, ведомый двумя обычными для всех ученых (тех, кто является настоящими учеными, а не карьеристами от науки) чувствами — любопытством и бесстрашием, которое, надо полагать, являлось производным от любопытства, направился к выходу и вскоре зашлепал там по воде. — Ох ты ж ничего себе!
В этот момент что-то особенно громко стукнуло прямо над головой, и Герман буквально отлетел от входа, крепко приложившись спиной об пол.
— Живой? — поинтересовался у него я, заметив, что ученый шевелится. В самый первый миг я за него испугался, но тут ведь как — если ты убит, то падать не надо. Ты просто сразу станешь ничем. Раз шебаршится, стало быть, жив.
— Не вполне, — ответил тот и со стоном сел на полу. — Однако!
— Что это было-то? — опасливо поинтересовался Арам.
— Молния. — Герман потряс головой. — Над нами сейчас, похоже, самый эпицентр погодного безобразия. Но это ненадолго, тучи по небу движутся просто с сумасшедшей скоростью, скоро атмосферный фронт уйдет дальше.
— Н-да. — Я почесал затылок. — Боюсь, наделала эта красота бед в крепости. За дома-то я не беспокоюсь, там такая кладка, что ее и артиллерией не сразу раскурочишь. И за людей я не слишком тревожусь — народ у нас умный, пуганый, под молнии доброй волей не полезет. А вот подсобные хозяйства — пасека там, виноградники — это пострадать могло. Я уж молчу о сушилках на берегу. А ведь я предупреждал, ведь говорил…
— Может, и обойдется. — Голд вздохнул. — Не забывай — этот виноград как-то в лесу рос и выживал. Или ты думаешь, что здесь раньше такого не было?
— Возможно, что и не было, — вместо меня ответил Герман, окончательно оклемавшийся после полета. — Гипотетически до нас тут вообще ничего не было, и все появилось только тогда, когда появились мы. И то не сразу. Хотя, если предположить, что это не так… Но тогда такой дремучий лес логических выкладок начинается, что в него лучше и не лезть.
Бедняга Луиджи, он так переживал, что осадков нет. Теперь они есть, но много ли ему с них радости?
А что до предположений… Их куча. И у меня тоже есть свои собственные мысли на этот счет.
Тем временем грохот над головой подутих, зато появился какой-то мерный гул.
— Господи Иисусе, это еще что такое? — страдальчески сказала Милена. Она сидела на полу, обняв колени, и смотрела на меня испуганными глазами.
— Сейчас глянем. — Герман, которого жизнь, похоже, ничему не учила, снова поднялся на ноги и рванул к выходу.
— Вот же неугомонный, — покачал головой Голд. — Как ребенок, честное слово.
— Это дождь начался, — сообщил нам Герман через мгновение. — Точнее ливень. А еще точнее — я не знаю, как такое называется.
Это было интересно, и я тоже решил глянуть на то, чему даже наш всезнайка не нашел названия.
Лучше всего увиденное мною характеризовало словосочетание «стена воды». Мириады капель падали на землю, создавая некое подобие непроницаемой пелены. Сквозь эти струи, летящие с неба, не было видно даже того, что творилось шагах в десяти от нас.
— По крайней мере, это нормальное атмосферное явление, — очень тихо сказал мне Герман. — Без примесей какой-либо мистики — и это уже хорошо.
— Такие ливни долгими не бывают, — со знанием дела сказал Наемник, который тоже подошел к нам. — Я подобное видел в Камбодже. Вопрос только в том, что будет после — солнце вылезет на небо или этот дождь сменится другим, долгим и нудным.
— А нас тут не затопит? — Фира как порядочная жительница Израиля с подобными вещами сталкивалась нечасто, там за последние лет сто дожди вообще стали редкостью, и страна очень здорово напоминала пустыню.
— Да нет, — успокоил я ее. — Конечно, если вот такое продолжится несколько дней, ноги мы подмочим, но не более того. Хотя прямо вот здесь, в этом помещении, мы располагаться на ночлег точно не будем, уйдем чуть вглубь бункера.
Собственно, это мы и сделали, запалив костерок в следующей за предбанником комнате.
— А тут даже уютно, — заметила Настя, с интересом озираясь. Она здесь уже была, но тогда мы пробежали это место спешно, подсвечивая себе путь горящими ветками. Сейчас же время у нас было.
— Не сказала бы. — Милене явно было не по себе, она вообще не любила замкнутых пространств. А тут еще и кости по углам валяются, останки тех, кто некогда в этом бункере последний бой принял. — Разные у нас с тобой, Настька, понятия о комфорте и уюте.
— Да кабы только о них. — Настя ответила на автомате, не слишком вдумываясь в слова. — А мы тут не угорим? Дым и все такое…
— Не угорим, — заверил ее Джебе, который костром и занимался. — Его вытянет в дверной проем, не волнуйся.
Наемник оказался прав — вскоре ливень сменился дождем, достаточно сильным, но совершенно привычным, таким, какой мы все не раз видели и в прошлой жизни.