Я повернул голову направо и вздрогнул: мои взгляд уперся в слепые глазницы скалящегося в вечной улыбке черепа. И еще одного. И еще…
— Держи. — Голд протянул мне руку, и, ухватившись за нее, я поднялся на ноги. — Снова непонятно. Интересно, кто их штабельком у двери сложил?
— Они сами там сложились, я так думаю, — задумчиво сказал Герман.
Он осматривал коридор, заваленный скелетами, которые рассыпались на отдельные кости после моего падения. Здесь лежало человек тридцать, не меньше. Судя по всему, они пытались открыть дверь, но не смогли, после чего так тут и остались.
— Не стану утверждать, — задумчиво сказал Герман, потирая подбородок. — Но рискну предположить, что их газом траванули или чем-то подобным. Дверь эту открыли, баллон с газом или гранату специальную кинули, а потом с той стороны снова закрыли. Ну а шкафы просто так обрушили, до кучи, практического смысла в этом нет никакого, ведь дверь внутрь открывается. А люди все здесь остались. Видно, дверь открыть пытались да не смогли. Или не успели.
— Похоже на то, — согласился Голд, поднимая один за другим несколько черепов. — У всех дырки в головах есть, а у этих нет.
— Даже не проверили потом, перемер народ или нет? — засомневался я. — Хотя… Может, спешили. Или еще чего.
— Это служебные помещения, надо полагать. — Голд направил луч фонаря вперед, осветив неширокий коридор, который шагах в тридцати от нас заканчивался поворотом. — И, я так думаю, здесь есть чем поживиться. Насчет оружия не знаю, но вот всякие полезные штуки мы найдем наверняка. Имущество персонала, инвентарь, да мало ли.
— Далеко ходить не надо. — Кин пошуровал ботинком в костной пыли и, нагнувшись, поднял продолговатый предмет. Сталь чиркнула о сталь — это был армейский нож в ножнах. — Если тут поискать, много чего найти можно.
— Например, вот. — Одессит с не слишком большим почтением к останкам оттолкнул один из скелетов, и мы увидели под ним запыленный донельзя автомат. — Как вам?
Я нагнулся и поднял оружие. Не знаю, будет ли оно стрелять даже после того, как его почистят. Но, судя по всему, должно. Оружие напомнило мне ветерана российской армии, автомат системы Калашникова, а он, судя по рассказам, стрелял даже тогда, когда это было в принципе невозможно.
— Потом все здесь обшарим, — скрепя сердце сказал я. Инстинкт требовал все сначала обшарить здесь, унести найденное в надежное и сухое место и только потом продолжать осмотр бункера. Разум говорил, что если это до сих пор не уперли, то уже и не успеют. — Сначала другие помещения.
— Так чего стоим? — возмутился Герман и, осторожно ступая между костей, стараясь не наступать на черепа, поспешно двинулся по коридору.
— И то, — согласился с ним я. — Двинулись.
Голд, как всегда, оказался прав. На моей памяти еще не было ни разу, чтобы его прогноз или расчет не оправдался или не подтвердился.
За поворотом нас ждал еще один коридор с дверьми, часть которых была открыта, часть — закрыта.
— Мама моя! — ахнул Одессит, который невесть как умудрился обогнать Германа и заглянул в первую же дверь, которая была на нашем пути. — Все, народ, двойная порцайка на любом обеде или ужине нам гарантирована! И никуда теперь Фрау не денется, даст мне себя за попу подержать!
Темпераментный уроженец города у Черного моря проникся чувствами к нашему самому главному повару сразу же после второго своего пришествия в крепость. Монументальные формы нашей кормилицы поразили его в самое сердце, и он всячески давал об этом знать не только предмету своей страсти, но и всем окружающим, будучи не в состоянии держать в себе чувства. Увы, но взаимности он пока не добился — педантичная и рациональная, как и все немцы, Фрау не могла адекватно воспринимать порядком расхлябанного и частенько безрассудного Одессита. К тому же она не слишком ровно дышала к Владеку, который в свою очередь питал некие чувства к прекрасной Эльжбете с позывным Пани… Вся эта чехарда вызывала безумный интерес у общества, которому не хватало телевидения с его сериалами и шоу. Люди следили за развитием событий, тихонько обсуждали новости и прогнозировали, кто с кем останется. Точнее, кто останется с Фрау, а кто — с носом.
Ради правды, я всерьез подозревал, что Одессит специально разыгрывает это реалити именно для того, чтобы людям было чуть поинтереснее жить. Такой он человек — любит быть на виду и обожает, чтобы всем было хорошо. Это не такое уж часто встречающееся качество среди людей из того мира, мы ведь все, по сути, индивидуалисты с четким определением понятия «личное пространство». А Одессит не такой, по этой причине я его до сих пор еще и не убил. Недостатков у него, правда, тоже хватало, особенно меня раздражает то, что он сначала бежит, а потом думает, зачем это сделал.
Но тут он был прав — благодарность Генриетты нам была гарантирована. Причем всем. Это была кухня или то, что ее заменяло. По полу и столам были разбросаны пыльные тарелки, вроде как алюминиевые, вилки, ложки, столовые ножи. В дальнем углу мы обнаружили пирамидки металлических кружек. Еще тут нашлись кастрюли нескольких размеров, судки для переноски пищи и десяток чайников.
— Надо будет из этого добра маленько себе заначить, — шепнул Крепыш Одесситу. — А то как азиаты палочками едим.
Мысль «волчонка» о том, чтобы что-то себе отщипнуть, мне не слишком пришлась по душе, но сам факт, что теперь наконец-то можно будет есть нормальными приборами, порадовал меня до невозможности. Нет, ложки у нас были. Похожие на те, которыми когда-то ели наши пращуры. Выстругал столовые приборы Палыч, уроженец Смоленщины, который к нам прибился неделю назад. Были у нас и палочки, столь любимые жителями Японии. Но вот мясо, что наконец-то появилось в нашем рационе, этими приборами есть очень неудобно, не приноровились мы пока. А с ножа или руками — не слишком приятно. В найденных нами раньше армейских рационах приборов не оказалось, что немного удивляло.
— Это что за разговоры такие! — грозно сдвинув брови, глянул я на «волчонка». — «Заначить». Я тебе заначу!
— Чисто гипотетически, — расплылся в улыбке Крепыш и обменялся взглядом с Одесситом. — И в мыслях не было ничего такого.
— Плитка. — Голд загремел чем-то в дальнем углу, подняв облако пыли. — И еще одна. Автономная. Надо полагать, на всякий случай. Забавно.
Плитка на кухне — это не нонсенс, тут вон и стационарные плиты стоят, как и положено в таких местах. А плитки… Ну конечно же!
— Значит, где-то тут дизелек должен быть, — озвучил то, до чего я только что додумался, Кин. — Как в том, в складском бункере.
— Ну, может, не такой, как там, конечно, но наверняка где-то стоит, вполне вероятно, что и не один. — Голд чихнул. — Да и как без него — резервное питание тут должно быть в любом случае.
Резервное электропитание — это прекрасно. Но и с простым, не электрическим, у нас теперь тоже будет повеселее — кухня подарила нам помимо посуды много такого, о чем мы и не мечтали. Несколько мешков сахара, спрессовавшегося, но явно пригодного к употреблению, несколько мешков соли, герметично закупоренные банки с сухим молочным и яичным порошком (тут, правда, спорно, можно ли его употреблять в пищу, но, как верно заметил Крепыш, Фрау разберется) и, самое главное, специи. Перец нескольких видов, куркума, еще что-то, что я не смог распознать. Они были сушеные изначально, и время с ними ничего сделать не смогло. Да и потом, они тоже были упакованы. Господи, как я соскучился по острой пище!