— Пусти меня, эфиоп! — За дверью раздался пронзительный голос Оружейника. — Нехристь!
Судя по всему, отважный хозяйственник решил прийти на выручку своему помощнику. Или подельнику?
Дверь снова хлопнула, и маленький еврей влетел в помещение.
— У нас все точно, как в часовом механизме, — заявил он с порога. — А что до этой истерички, которая почему-то думает, что ее слово последнее, так она совсем зарвалась!
— Что, снова в лес хочется? — спросил у меня Голд, заметив, как перекосилось мое лицо.
— Невероятно, — не стал даже врать я. — Лев Антонович, с чего вы взяли, что ему что-то угрожает?
— А как же, а как же! — Он плюхнулся на каменный табурет, сложил руки на животе и уставился на меня. Выглядело это трогательно. — Приходит этот Субудай…
— Джебе, — поправил его я.
— Да хоть Чингисхан. Он будит нас, поднимает Петю чуть ли не пинками… Да-да, его таки зовут Петя. Питер звучит не так мелодично, — засопел Оружейник, заметив вопросительный взгляд, который я кинул на Барыгу. — Сват, у людей иногда бывают и имена, а не только позывные. Там, в вашей среде, такое, может, и нормально, но мы предпочитаем обращаться друг к другу по имени. В моем случае — еще и по отчеству. Мы же тут не в банде!
— А я погляжу, вы такой разговорчивый стали, — задумчиво произнес Голд, текучим движением переместился за спину Оружейника, наклонился и почти прошептал ему на ухо: — А если сейчас — внезапная ревизия? У нас тут трибунала нет, камер и адвокатов — тоже. Только вот это.
И дуло пистолета уперлось в затылок кладовщика.
— Что, занесло, да? — Оружейник вздохнул и доверительно произнес: — Я очень увлекающаяся натура. За дело свое болею очень. Мне моя мама, Розалия Наумовна, царствие ей небесное, всегда так и говорила: «Левушка, ты себя не бережешь. Сердце — оно одно».
Щелкнул предохранитель на пистолете Голда.
— Так я о чем говорю-то? — Оружейник моментально сменил тон с романтически-сентиментального на деловой. — То, что у нас здесь вот такая армейская дисциплина, — это же прекрасно! Прекрасно! И Петя это знает. И понимает. Он там был деловой человек, так что? Он возьмет в руки оружие, если надо. И я — тоже. Да, за оружие… И как вы сходили в свой поход? Есть что-то интересное? Что-то попадет на склад к старому Оружейнику?
Я не выдержал и засмеялся. Он, конечно, жук, каких поискать. Но молодец. Ей-ей, если придется его расстреливать, это будет очень обидно.
— Что вы скажете о людях, которые прибыли в лагерь на плоту? — спросил я у него. — Вы-то ведь наверняка с ними успели пообщаться?
— Да что мы там успели пообщаться? — опечаленно произнес Оружейник. — Два-три слова — и все. Только мы заговорили о ценах и товаре, как пришел Евгений и отправил их под замок. Я ему говорил: «Женя, это полезные люди, мы можем сделать на этом свой маленький гешефт», — но он притворялся глухим и куда-то от меня постоянно сбегал.
— Такой вопрос. — Я склонил голову к плечу. — Лев Антонович, а вы точно были только коллекционером? Что-то мне подсказывает, что нет.
— Я немножко помогал племянникам, детям моей сестры Виолетты, в их торговых делах. — Оружейник завел глаза под лоб. — Так, чуть-чуть. Ну вы же понимаете, родная кровь…
— Может, лучше его в город отправим? — предложил Голд, убирая пистолет в кобуру. — С ним через полгода Новый Вавилон нашим станет.
— Да нет, он мне тут нужен, — не согласился с ним я. — Как мы без него?
— Так вы решили все-таки немножко поторговать с этими людьми? — обрадовался Оружейник. — Вот это очень правильно. Только здесь нельзя действовать с наскока. Мы не знаем порядок цен, а это очень плохо. Эти, что приплыли по реке, говорят: «Мы вас не обманем». Это значит одно: точно хотят обмануть, потому что все мечтают нагреть таких добрых и честных людей вроде нас, я это знаю как никто. Тут надо сначала сплавать в то место, откуда они к нам прибыли, там походить, посмотреть и только потом…
— Вот и именно об этом я и хотел поговорить с Барыгой, — перебил его я. — Но вы не даете мне этого сделать.
— Сват, вы воспитанный и хороший человек, я это знаю как никто. — Оружейник сплел пальцы рук в замок. — Что это за имя — Барыга? Это некрасивое имя. И очень обидное.
— Хорошо, — согласился с ним я. — Пусть будет Эмиссаром. Так лучше?
— Лучше, — блеснули глаза старого еврея. — Я таки, кажется, понял, что вы задумали. А если в деталях? Ну так, чтобы я не потерял веру в свои мыслительные способности и лишний раз восхитился вами?
Я коротко изложил Оружейнику наши соображения по поводу торговли, сначала он просто улыбался, потом же начал смеяться. По бывшему Барыге, а теперь Эмиссару тоже было видно, что он прикладывает усилия, чтобы не засмеяться.
— Вот что я вам скажу, любезный Сват, — отсмеявшись, сообщил мне Оружейник. — Вы умный человек, ой-вэй, это так, и я вас очень уважаю. Но в этом деле вы рассуждаете как маленький мальчик. «Мы поплывем в большой город, откроем там лавку и станем богачами». Так не бывает. Дело — а вы ведь хотите открыть там дело? — так не строится. Дом — и тот построить непросто, да что дом? Маленький туалет — даже он требует кое-каких усилий. А это торговля. Что значит «будем продавать табак и припасы»? Я промолчу за табак, которого у нас вовсе нет, это ладно. Может, вы там, куда ходили, нашли пару контейнеров с ним. Но припасы? Что вы туда повезете? Сушеную рыбу? Так я вас удивлю. Там тоже есть река, причем эта же самая. Или у вас исключительное право на ловлю рыбы в этой реке? Вы не обижайтесь на старого еврея, но это все — детский лепет.
— Лев Антонович прав, — подключился к разговору Эмиссар. — Нужен маркетинг, сначала первичный, то есть поговорить с нашими гостями, потом — углубленный, на месте. Надо понять, что там, в Новом Вавилоне, востребовано, порядок ценообразования, характер рынка…
— Не совсем дураки, — как-то даже обиделся Жека. — Про цены мы и без вас сообразили.
— Цены — это одно, — мягко заметил Эмиссар. — А механизм спроса и предложения, а также последующего ценообразования — это другое. Вот, к примеру…
— Все-все, — замахал руками я. — У вас есть сутки на то, чтобы разговорить наших гостей. Завтра утром я должен услышать предварительный план действий, поскольку мне эта тема крайне интересна. Город есть город, пусть он даже не очень близко от нас, я хочу иметь там свои глаза, уши и желательно какие-то рычаги давления.
— Таки вы будете иметь это все, обещаю, — заверил меня Оружейник. — Сват, мы часть вашей семьи, а для евреев семья — это святое. Может, это звучит сентиментально, но это так.
— Я рад, — сказал я, причем не покривив душой.
— Только вот что… — Оружейник встал с табурета. — Вы же что-то да добыли в своем походе? Это же надо все принять на склад, в соответствии с надлежащим порядком? А если я буду занят, то, кто, скажите, это сделает?