Санира удивлённо смотрел на него. Похоже, то, что Лакути провела ночь с Радигой, Нимату волновало гораздо меньше, чем то, что она заявила об этом во всеуслышание.
– …Мы боялись! Мы боялись пожара! На площади казалось, что сам холм горит! – Лакути продолжала метаться между людьми, уговаривая всех и каждого. – Мы были вместе! С самого вечера. На центральной площади!
Стало ещё тише, и теперь можно было разобрать, что именно всё это время говорил Радига:
– Я за ним шёл… Узнать хотел… Только узнать… Меня оглушили… Я следил…
– О, сёстры-богини, как же она теперь жить будет! – вопил Нимата.
Даже с той стороны брёвен несколько человек услышали его крик и удивлённо подняли головы. С этой же стороны все с любопытством уставились на мечущегося юношу.
Нимата подскочил к Санире и стал трясти его за плечо.
– Что она наделала? Позор! На всю жизнь!
– Она спасает Радигу, – сказал Санира как можно безмятежнее.
– А-а-а! – застонал Нимата, отталкивая от себя товарища, и вновь стал бегать по участку.
– Я в ту ночь была с Радигой! Я с вечера с ним была… На центральной площади!
Злоба, читавшаяся на лицах людей в толпе, постепенно вытеснялась сомнениями.
Лакути дёрнула Радигу за одежды, и тот, будто очнувшись, завопил во всю глотку:
– Я увидел человека, который шёл в наряде Наистарейшей! Я проследил за ним, но лица разглядеть не успел… Меня оглушили! Ударом по голове сзади. Я почти до самого утра лежал в кустах без сознания. Когда очнулся, пожар уже заканчивался. Я не поджигал Город! Это был не я!
Толпа затихла. Палки опустились, лица выражали изумление.
В первом ряду стоял один из стражников. Он, как и все, до сих пор выкрикивал что-то гневное и кровожадное, но теперь замолчал. Люди стали на него оглядываться, ожидая, что он сделает.
Лакути продолжала бросаться от одного человека к другому и повторять:
– Я была с Радигой во время пожара. Он был со мной!
Стражник всё не вмешивался. Наконец кто-то не выдержал и спросил у него:
– Ну и как быть?
Уже то, что этот вопрос задали, сразу же показало, что кровопролития не будет. Не забивают палками, рассуждая, советуясь, прикидывая «за» и «против». Только разъярённая, бездумная толпа способна на дикие, страшные поступки…
Воин нехотя засунул свой медный клевец за пояс, шагнул к Радиге и грубым, решительным движением сжал ладонью его затылок.
– Шишка есть, – буркнул воин, ощупав голову юноши.
Плюнул ему под ноги, сделал шаг назад и стал разглядывать Радигу, будто видел в первый раз.
Толпа безмолвно, опустив палки, наблюдала.
– …Пойдёшь к Гароле, – наконец проговорил стражник. Тон у него был приказывающий, не терпящий возражений. – Сейчас вождь в Лесу, со всеми деревья рубит, а вечером… Всё ему расскажешь! Иначе я тебя сам умерщвлю!
– Больше ничего не знаю… – пролепетал Радига, с опаской поглядывая на стражника. Только теперь он осмелился поднять руку, чтобы вытереть кровь с лица. Стало только хуже – широкая, багровая, влажно поблёскивающая полоса размазалась по всей щеке. – Я был ослеплён пламенем пожара и того человека не разглядел. А потом меня оглушили. Да я говорил уже всё это Гароле…
Воин напрягся, его глаза сверкнули. Радига, натолкнувшись на его сердитый взгляд, быстро закивал:
– Расскажу Гароле всё что знаю! Сегодня же… Вечером…
Обязательно!
Стражник кивнул и твёрдо зашагал прочь. Толпа расступилась, давая ему дорогу. Несколько человек, утратив интерес к происходящему, пошли следом.
И тут руки Лакути крупно, размашисто затряслись. Девушка попыталась унять дрожь, обхватив себя за плечи, но только всхлипнула, замотала головой, замычала. Крупные слёзы покатились по щекам. Ещё через миг она заревела в голос, упала на колени, зашлась в плаче. Ничего не видя вокруг, села на землю. Закачалась, дрожа всем телом. С залитыми слезами глазами, вся перемазавшись в пыли и грязи, всхлипывая, она повторяла снова и снова что-то несвязное. И укладывала посеревшие от пыли, свисавшие к земле чёрные пряди. Не могла, не находила в себе сил остановиться…
Радига растерянно посмотрел на неё, но не нагнулся. Даже движения к ней не сделал. Так и стоял, глядя на девушку у своих ног.
Отпустили Зунати. Она бросилась к сыну, обняла, заплакала, громко запричитала. Тут же оторвалась от него, чтобы прикоснуться к Лакути. И снова обняла Радигу.
Молодой мужчина молча жался спиной к брёвнам. Казалось, он вообще утерял нить происходящего.
По другую сторону тех же брёвен стоял Нимата, сжав зубы, тяжело дыша через нос, неотрывно, с болью глядя через щель в прогоревшей стене на Лакути. Санире вдруг показалось, что его друг вот-вот заплачет. Глаза товарища наполнились слезами, нос подёргивался.
Толпа тем временем стала расходиться.
И только сейчас, ведомые Киваной, прибежали друзья Радиги, те, с кем он проходил обряд возмужания. На лицах четырёх мужчин застыло выражение отчаянной решимости. У них на всех было одно копьё, два ножа и один щит. Увидев, что толпа уже расходится, они остановились в замешательстве, не зная, что делать…
3
Поля
Змеи огня, насытившись, испускали последние клубы дыма. Пожухлые травы, оставшиеся на заброшенном поле после зимы, превратились в золу. Рукотворный пожар сошёл на нет. Кое-где ещё жили потемневшие язычки пламени, однако утренний ветерок уже играл пеплом, и было понятно, что поле можно вскапывать.
– Всё, прогорело, – сказала Жетиси. – Давай, шевелись.
Санира невидящими глазами смотрел на людей. Кожа на спине горела, пальцы дрожали, в голове звенело. Ему было обидно. Порка, которую устроил ему дом Ленари, была, в общем-то, заслуженной – он действительно ослушался бабушку и тёток, ушёл, когда нужно было кормить волов, поить свиней и таскать мусор, оставшийся после пожара…
Однако пороть взрослого мужчину!
Ещё обиднее было то, что удары наносила Такипи-младшая. Конечно, должен был делать это отец, но Мадара стал отнекиваться. По его словам, он был так зол, что боялся не рассчитать силы. Его бы в конце концов уговорили, но тут вдруг вперёд вышла старшая сестра, и Ленари с удивлением и некоторыми колебаниями протянула мокрую верёвку ей.
Такипи не слишком волновалась о том, правильно ли она соизмеряет силу. Лупила наотмашь. Мучительно долго Санира стоял посреди пепелища с обнажённой спиной, окружённый возмущёнными родными, и молча покачивался при каждом очередном ударе. У него борода, а его наказывали, как несмышлёного ребёнка! И он должен был это терпеть, потому что не хватает пустяка – обряда возмужания…
Соседи даже и не подумали делать вид, что им неинтересно. Все столпились, чтобы поглазеть. Даже Мизази…