– А что там за фото?
Алекс обежал стол, чтобы заглянуть в газету.
– Ого!
Фото было Юлино, взятое с ее странички в соцсети, и короткая ремарка «Ого!» характеризовала его превосходно.
Снимок, сделанный, кстати, лично мной, запечатлел Юлю в спортзале. В тугих спортивных штанишках и трикотажном топике, отнюдь не скрывающих могучих форм, подружка смотрелась натуральной валькирией, с той только разницей, что в руке у нее был не меч, а гантеля. Но пятикилограммовая гантеля тоже не слабое оружие.
Один взгляд на этот снимок пробуждал жалость к маньяку, вынужденному работать с такой натурой.
Для закрепления эффекта редакция газеты снабдила заметку второй иллюстрацией – карикатурой, на которой низкорослый рахитик со всех кривых ног улепетывал от фигуристой девы. За плечами рахитика на манер плаща развевалась фата, к ней могучая дева на бегу простирала мускулистые руки.
Надо признаться, в этой части картина была подкупающе правдива: за свадебным венцом Юля припустила бы во все лопатки.
– Убила бы! – объявила я, одним ударом ножа переполовинив котлету в своей тарелке.
– Кого? – уточнил следователь, отпрянув от стола, чтобы избежать контакта с брызнувшим соусом.
– Того, кто это написал! И того, кто нарисовал! И того, кто дал команду печатать!
– То есть целую кучу народа, – резюмировал Ромашкин и хрустнул редиской.
Я посмотрела на него с возмущением:
– Вы бессердечный тип! Вам разве не жалко мою подружку?
– А почему я должен ее жалеть? По-моему, и фотография, и рисунок весьма удачные, – уклончиво ответил бессердечный тип. – Юлия Юрьевна выглядит очень… гм… героически.
– Не притворяйтесь, будто не понимаете. Юля-то выглядит героически, а вот маньяк – совсем наоборот! Маньяк в контексте всего написанного производит жалкое впечатление и попросту смешон. Вы думаете, он это так оставит? Я думаю, наоборот, он озвереет, – я окончательно растерзала котлету, набила рот мясными кусочками и заработала челюстями. – Ну, фто фы фидите? Ефте быфтрее, нам бевать нувно! Юля в опафнофти!
Но бежать вместе со мной жестокосердый следователь отказался. Видите ли, он на службе!
– Никакой вы не Ромашкин, – в сердцах нагрубила я ему. – Вы… Я даже не знаю… Вы Крокодилов!
– Почему – Крокодилов? – опешил Алекс.
– Потому что только крокодилы горько плачут, но при этом продолжают жрать! А ромашки – очень милые цветочки, – не особо вразумительно ответила я, заталкивая в сумку газету со статьей.
Меня ужасно беспокоила реакция маньяка на провокационную публикацию.
Маньяки, как известно, тщеславны и самолюбивы. Так какой же сексуальный маньяк захочет войти в историю криминалистики в неэротичном образе бессильного неудачника? Да наш маньяк просто обязан попытаться отстоять свою профессиональную репутацию результативным нападением на Юлю!
Я позвонила Гавросичу и рассказала ему, как осложнилась ситуация. Дед обещал смотреть во все четыре, имея в виду, что он наденет очки и уж тогда-то ничего подозрительного не упустит.
– Держитесь, я скоро буду! – пообещала я и побежала на троллейбусную остановку, запоздало жалея о том, что не позволила Крокодилову-Ромашкину заплатить за мой обед.
Тогда у меня осталась бы наличка для оплаты ускоренного марш-броска в нашу штаб-квартиру на такси.
Юля в сопровождении сразу двух джентльменов – молодого и старого – благополучно вернулась домой.
Эдика дед, проинспектировав холодильник и решив, что в связи с ростом числа едоков продовольственные запасы надо пополнить, отправил в магазин. Причем снабдил провиантмейстера таким длинным списком покупок, что Юля приуныла.
Дело в том, что она сначала неосмотрительно добавила к списку Гавросича полдюжины пунктов от себя, а потом поняла, что назад ее кавалер вернется не скоро, потому что редкий мужчина способен к скоростному ориентированию в супермаркете.
Среднестатистический представитель сильного пола плохо воспринимает элементарные задания типа «купи любую низкокалорийную натуральную пахту, только не пастеризованную, не ароматизированную и без подсластителей». Он способен в поисках обыкновенных орешков кешью в белой йогуртовой глазури проблуждать среди полок весь день и в итоге выйти к кассе с пустыми руками, стертыми ногами и в сопровождении настороженного охранника.
А Юля как раз и попросила орешки кешью…
К счастью, ей было чем заняться: она же обещала следователю нарисовать украденный чемодан.
Наиболее подходящей в данном случае художнице показалась техника черно-белой графики. Для создания графического натюрморта она использовала гелевую ручку, так что нарисованный ею чемодан получился черным и блестящим, как в первый день творения на фабрике кожизделий, или где там родился века назад этот замечательный предмет старинного быта.
– Как новенький! – порадовался, посмотрев на рисунок, Гавросич и погнал Юлю в ванную мыть с мылом руки, испачканные чернилами.
Так и получилось, что она не услышала, как встревоженная Полина телефонным звонком проинформировала деда о том, что писака Бульдог раздразнил маньяка.
Решение о дальнейших действиях дед принял единолично.
– Так, девонька, собирайся с вещами на выход! – решительно объявил он Юле, выплывшей из ванной с розовыми мокрыми руками, поднятыми вверх, как у добровольного пленника. – Поживешь покамест там, где маньяк тебя искать не станет.
– Это где же? – скрестила руки под грудью Юля, в планы которой переезд не входил.
В связи с тем, что симпатяга Эдик получил законный вид на жительство на балконе, она крепко надеялась, что ее личная жизнь в самое ближайшее время расцветет запоздало и пышно, как столетний кактус.
– Недалеко, – Гавросич позвенел в воздухе ключиками. – В отдельной квартирке этажом ниже!
– Этажом ниже молодожены Мамонтовы живут и рядом с ними баба Вера, – вспомнила Юля. – Ой! То есть там жила баба Вера!
– Вот именно, – Гавросич снова бодро позвенел ключами. – У бабы Веры ты и поживешь!
– Так она же умерла!
– Тебе же лучше! – ляпнул Гавросич и тут же перекрестился. – Ох, что сказал… То есть с живой-то Веркой ты бы и дня не протянула, уморила бы тебя любопытная бабка надзором да расспросами. Теперича-то совсем другое дело: старушка в морге полежит, а ты в ее квартирке поживешь, и всем хорошо. А то тут тебя попробуй, устереги, у нас натуральный проходной двор получается, а маньяк-то не дремлет, а мне-то в ночь опять на дежурство…
– Отдельная квартирка, говорите? – задумчиво повторила Юля, и рука ее сама собой потянулась за ключиками.
Для бурного расцвета личной жизни отдельная квартирка подходила куда лучше, чем натуральный проходной двор.