«Насекомообразный! Как его? Инсектоид!»
Я поперхнулась слюной.
Инсектоиды, если кто не в курсе даже после фильма «Чужой», это гигантские разумные насекомые из других миров. У них переизбыток ног, глаз, жвал и ненависти к прогрессивному человечеству.
«Смотри, смотри, он по стене вверх ползет! Точно, насекомое!» – не унимался внутренний голос.
– Да не ползет он! – гаркнула я. – И не по стене! На водосточной трубе он сидит и не гавкает!
– Гав! – отчетливо прозвучало внизу.
«Значит, это не инсектоид, – рассудил неугомонный голос у меня в голове. – Это церберус!»
Церберус или керберус – это по-латыни «собакоподобный».
– А мне неважно, насекомое он там, собака или нильский крокодил! Я сейчас швабру возьму! – объявила я громко, чтобы генетически модифицированный маньяк услышал и поостерегся. – Вздумает карабкаться выше – получит по темечку!
– Не надо по темечку! – пропыхтел маньяк.
Его голос показался мне знакомым, но опознать его я не успела. Помешал зловещий скрип.
«Все-таки инсектоид», – вякнул мой внутренний.
Как и я, он знает, что скрип и скрежет – это музыка насекомых. Ни легких, ни голосовых связок у разных сверчков и кузнечиков нет, поэтому петь они не могут, но зато исполняют целые концерты с помощью своих надкрылий. Между прочим, эта музыка звучала на земле задолго до появления людей!
«И будет звучать после», – зловеще напророчил мой внутренний голос.
Но я не стала пугаться раньше времени и строго спросила, перегнувшись через перила:
– Это кто тут?
– Я-а-а-а, – натужно выдавил из себя насекомый маньяк, медленно-медленно сползая по водостоку.
– Й-е-е-е, – согласно заскрипела труба, медленно-медленно отклоняясь от стены.
А дальше все пошло быстро-быстро.
Предугадать действия тертого жизнью сексуального маньяка нормальному мужику очень трудно.
Три абсолютно нормальных полицейских мужика полагали, что маньяк пойдет к своей черной цели на третьем этаже, как все люди, через подъезд, а псих коварно зашел с никем не охраняемого тыла.
К счастью, служебная собака породы колли исправно подала голос, и Первый велел Второму:
– Проверь, что там.
Лирично булькнув чаем, Второй поднялся с лавочки и направился за угол, шевеля пальцами над кобурой на поясе, как деликатный мануальный терапевт над очень болезненным радикулитом.
– Быстрее давай, – подстегнул его Первый. – Ну, что там, докладывай!
Второй ускорил шаг до легкой трусцы, свернул за угол, увидел, что там, и в емких непарламентских выражениях доложил:
– Ой-епрст, он тут, на стену лезет!
– Берем! – скомандовал Первый и с места форсировал обширную лужу со скоростью глиссера и соответствующими брызгами.
Серебристая труба прочертила небо, как луч прожектора. Яростно, как оскорбленная в лучших чувствах пограничная собака, залаял служебный колли под прикрытием. С треском смяв куст шиповника, в клумбу верхом на трубе лихой ночной ведьмой прилетел Петя Меньшиков, на Петю спикировали Первый, Второй и Третий, а сверху ворочающуюся кучу стыдливо накрыла спланировавшая дырчатая занавеска.
С высоты третьего этажа трясущийся тюлевый шатер походил на гигантскую медузу с несварением желудка.
– Да что там, черт возьми, происходит?! – прокричала сверху любопытная Полина Павловна.
Придавленный Петя ответил матерно и потому невнятно, эмоциональный рапорт служебного колли нуждался в переводе с собачьего, но сказанное Первым девушка прекрасно поняла.
– Все, мы его взяли! – возвестил командир группы захвата.
– Кого? Маньяка?! – обрадовалась сообразительная Полина Павловна.
– Тьфу ты, секретная операция, называется! – обескураженно выругался Первый.
– Идиоты! – хихикая, прокомментировал происходящее некто в черном и, никем не замеченный, внедрился в подъезд.
Руки у Эда были заняты, и он постучал в дверь ногой.
Нога была грязной.
Дверь содрогнулась от отвращения и почти сразу же распахнулась.
– А где Юля? – одновременно вопросили Эд и открывшая ему я.
Эдик нахмурился, а я воссияла улыбкой – был повод:
– Не знаю, где Юля, но маньяк уже за решеткой! Его задержали!
– Опять?
Эдик поплясал в прихожей (не выражая радость по поводу поимки маньяка, а сбрасывая мокрую обувь), прошел в кухню и водрузил на стол пакеты с покупками.
Я вовремя выдернула из-под опускающейся ноши записку Гавросича и показала ее Эду:
– Вот. Только дед знает, где Юля!
– Спрятал девку, стало быть? – Эдик хмыкнул. – Так что с маньяком-то?
– Ты не поверишь, он пытался подобраться к нашему балкону по водосточной трубе, а она отломилась и упала, и тут они ка-ак налетели! – возбужденно поведала я.
– Кто?
– Три мужика и собака!
– Кино и немцы! – восхитился Эд. – И что?
– И все! Скрутили маньяка и увели!
– А это точно был маньяк?
– Он со своей фатой пришел!
– Тогда точно, маньяк, – согласился Эд. – Нормальные мужики свадебной фаты боятся и избегают.
– В отличие от нормальных баб, – сказала я с прозрачным намеком. – Так вот, кстати, насчет Юли… Раз маньяк нейтрализован, можно было бы выпустить ее из убежища, только непонятно, где оно?
– А где он? В смысле, где наш единственный хранитель сакрального знания?
– Гавросич-то? – Я приступила к распаковке покупок. – А он на дежурство ушел, вернется только завтра. И позвонить ему не получится, у него в подвале мобильник не работает.
– И что, мы всю ночь будем терзаться, не зная, где Юля? – нахмурился Эд.
Хотела я ему сказать, что у меня это будет не в первый раз, ведь мне уже доводилось терзаться, не ведая, куда унеслась авантюристка Юлия Юрьевна. Но решила, что это будет не по-товарищески.
Вроде Эдик серьезно интересуется моей подружкой, вон, даже ее любимые орешки кешью купил, так зачем же я буду цинично рушить выстраивающиеся отношения?
– Ты можешь сбегать к Гавросичу, – предложила я решение. – Это недалеко, минут пятнадцать быстрым шагом.
«По лужам и в потемках», – чистосердечно добавил мой внутренний голос, оставшись, к счастью, неуслышанным.
– А я пока ужином займусь, – пообещала я.
И Эдик согласился:
– Ладно, давай адрес, я сбегаю к коварному старцу.
На обороте записки Гавросича я начертила план-схему короткого пути к той стройке, которую охраняет наш дед, и отправила Эдика добывать информацию.