Путь к знаниям обещал быть тернистым: через пустырь, сквозь дырку в заборной сетке, мимо будки со злой собакой, в обход осыпающегося котлована.
Я не думала, что Эд вернется быстро, поэтому не спешила с приготовлением ужина. Однако кастрюля с водой для варки пельменей едва успела встать на плиту, как дверь опять содрогнулась:
– Бум! Бум!
– Что забыл?
С этими словами я распахнула дверь так широко и свободно, как делала это всегда, пока в нашей жизни не появился маньяк.
– Ой!
Оказывается, на этот раз в дверь стучал не Эдик и не ногой. Стучала незнакомая гражданочка – скалкой.
– Где он?!
Грозно сведенные брови незнакомки встопорщились на переносице смешным хохолком.
– Кто? – спросила я, не зная, что и думать.
Гражданочка со скалкой выглядела как типичная разгневанная супружница, но в этом качестве была слишком молода для Гавросича. А Эдик вроде бы холостяк…
«Или брехун! – тут же вставил свои пять копеек мой внутренний голос. – Наврал, что свободен от семейных уз, а у самого законная мегера имеется!»
– Петрушка! – рявкнула мегера.
Я оглядела ее фартук в мучной присыпке и робко предположила:
– Вы за зеленью пришли?
Баба Вера, царство ей небесное, бывало, заходила к Гавросичу за солью, что, впрочем, неизменно было всего лишь благовидным предлогом для разведдеятельности. У бабы Веры в шкафах, на антресолях и под кроватью такие запасы продуктов длительного хранения, какими не каждый армейский склад может похвастаться.
– Я за парнем своим пришла! Петр, ты здесь?! – вскричала незнакомая мегера.
– Петр? Вы Петьку, соседа нашего, ищете? – сообразила я и выдохнула. – Фу-у-у, а я уж думала, это еврейский погром! Петьку я минут пятнадцать назад на лестнице видела, он бежал вниз по лестнице с ракеткой.
– С какой еще ракеткой?
Мегера озадачилась, потянулась почесать в затылке и непременно огрела бы себя по голове, если бы я не придержала сердобольно ее руку со скалкой.
– Ну, не с космической же! – мне уже было смешно. – С теннисной!
Кажется, странный Петя нашел себе подходящую пару.
– Зачем ему понадобилась теннисная ракетка? – Недоумевающая мегера сунула скалку в карман фартука и почесала-таки голову. – Я же его ужинать позвала! Сказала: «Сними, Петя, тюль с балкона и иди к столу», а его куда понесло?
– Тюль с балкона, – повторила я, и внутренний голос ахнул вдруг:
«Твою мать! ТЮЛЬ С БАЛКОНА?!»
– О боже!
Я закрыла глаза, и в темноте под веками, как на экране, ускоренно прокрутилось кино про маньяка с одной особо длинной рукой.
Причем в кадре присутствовали и балкон, и тюль… подозрительно похожий на фату…
– Так это был Петька! – простонала я. – Бли-и-и-н…
– Где был Петька? – требовательно спросила мегера.
– На водосточной трубе, – сказала я честно. – А потом в кустах на клумбе. А теперь, по всей видимости, в камере предварительного заключения… Так, вы кто ему?
– Подруга. Маша.
– Так, подруга Маша, переодевайтесь, берите паспорт и прочие верительные грамоты Петра, поедем спасать вашего чокнутого инсектоида! – скомандовала я и заметалась по прихожей, срочно собираясь выручать Лжеманьяка Второго.
– Почему инсектоида? – успела еще спросить подруга Маша, пока я разворачивала ее к двери.
– Потому что нельзя быть таким идиотом! – выдала я неизменно актуальное.
– Но я не одета! – воспротивилась Маша.
– Так одевайтесь, только быстро! – Я вытолкала ее за дверь. – Одна нога здесь, другая там!
«Сама тоже нормально оденься, вдруг там Ромашкин будет, а ты чучело чучелом!» – велел мне внутренний голос.
Я посмотрела на себя в зеркало и поспешно стянула пиджак, надетый наизнанку, и кухонное полотенце, намотанное вместо шарфа. И домашние шерстяные носки с оленями тоже сняла, потому что они подошли бы только к дедовым галошам, а это не та обувь, в которой мои ноги смотрятся выигрышно.
«Юбку надень! И чулки!» – оживился мой внутренний кутюрье.
– В дождь? Ага, щас! – фыркнула я. – Нет уж, в джинсах пойду, разве что обувь поприличнее подберу…
И тут я задумалась, потому что моя самая приличная обувь под джинсы – это кроссовки.
«А Юля упоминала какие-то новые ботиночки на меху», – вкрадчиво молвил внутренний голос.
– У Юли нога на четыре размера больше! – напомнила я.
«А то ты Юлю не знаешь, она наверняка взяла тесные ботинки, чтобы нога казалась по-изящнее».
– Не исключено, – согласилась я и, болевым приемом скрутив в бараний рог просыпающуюся совесть, пошла в светелку примерять чужие черевички.
И о том, что забыла запереть дверь за Машей, вспомнила только тогда, когда услышала шаги в прихожей.
– Ты уже оделась? Подожди секунду, я сейчас! – покричала я, торопливо шнуруя ботинки.
Конечно, они оказались мне изрядно не по размеру, зато выглядели куда дороже и элегантнее, чем кроссовки. Опять же в великоватой обуви я ступала плавно и степенно, а не как обычно – несерьезными воробьиными прыжками.
«Красота!» – оценил мое преображение внут-ренний голос.
– Ну, привет, красавица, – мурлыкнул незнакомый мужской голос.
– Спасибо, – ответила я машинально.
«Стоп, а это кто сказал «Привет»?» – с подозрением спросил внутренний голос.
А и в самом деле, кто?!
Я разогнулась так резко, что в глазах потемнело.
А просветление, увы, не наступило.
Темная фигура резко приблизилась, мутный воздух взвихрился, слепящий шар потолочного светильника растянулся в ленту, пол вздыбился и коварно ударил меня в спину.
Я упала и отключилась.
Ненавижу, когда трогают волосы, если только речь не идет о санкционированной мною лично работе парикмахера в салоне.
Был у меня в детстве котик Васька, полностью – Васисуалий, и имелась у этого Васьки отвратительная привычка спать, свернувшись подобием меховой шапки, на моей голове. Летом в ночном чепце типа «Васька» мне было дико жарко и во все времена года без исключения – неудобно. Тяжелый же, гад! В смысле, кот.
Перед сном Васька на моей бедной головушке топтался, а после пробуждения – потягивался, запутываясь сабельными когтями в том, что служило ему мягкой подстилкой, нещадно дергая меня за волосы.
Незабываемое ощущение!
– Васька, слезь! – простонала я, не открывая глаза.
Неуютное копошение в волосах прекратилось.