Через пару минут вернулись двое летунов, которые принесли несколько комплектов деревянной и глиняной посуды. Здесь было все, от маленьких чашечек до глубоких блюд.
– Ну, кажется, сейчас будет банкет в нашу честь, – довольно потер руки Киванов.
– Не радуйся прежде времени, – усмехнулся Кийск. – Когда я служил в галактической разведке, на некоторых планетах аборигены предлагали нам такие местные деликатесы, после которых вся команда мучилась животами и два дня смотреть не могла ни на какую еду. Отказываться-то, когда угощали, было неудобно. А кок наш собирал рецепты экзотических блюд, готовясь после отставки издать книгу, для которой уже и название придумал: «Кулинария далеких планет». И все кулинарные рецепты, что ему удавалось выведать у аборигенов, он потом во время полета проверял на нас. Одно время командир даже запретил ему выходить из корабля на незнакомых планетах.
– Очередная байка из репертуара космопроходчиков, – отмахнулся Киванов. – Мне уже доводилось слышать нечто похожее.
– Не знаю, где ты слышал эту историю, но родилась она на нашем корабле.
– Тебе лишь бы какую-нибудь гадость сказать, – недовольно поморщился Киванов. – И слушать тебя не желаю. Буду надеяться на лучшее.
– Ну, надейся, надейся, – ехидно улыбнулся Кийск.
Наконец доставили и еду.
Белолобый жестом пригласил людей к сдвинутым вместе столикам. К ним присоединились и трое оставшихся на площадке охранников.
В маленькие круглые чашки для питья белолобый разлил темный дымящийся напиток, от которого исходил душистый, немного терпкий аромат. По вкусу он напоминал хорошо настоявшийся цветочный чай. По тарелкам он разложил нарезанное небольшими кусочками тушеное мясо с гарниром из овощей. После этого белолобый протянул людям металлические двузубые вилки и показал, как на них надо накалывать еду.
Положив в рот кусочек мяса, Киванов блаженно зажмурился.
– Прекрасно, – сказал он, проглотив еду. – Вкус необыкновенный.
– Только не спрашивай, чье это мясо, – шепнул ему Кийск.
Не обращая внимания на насмешливое замечание Кийска, Борис быстро управился с предложенной ему порцией, после чего белолобый, правильно оценив его старания, вновь наполнил пустую тарелку.
После того как трапеза была закончена, посуда убрана, а обеденные столики сдвинуты к центру площадки, белолобый подошел к Кийску и, цокнув языком, похлопал его по плечу. Жест, как показалось Кийску, был вполне дружелюбным. Иво улыбнулся в ответ, стараясь при этом скалить зубы так же, как и летун.
Вытянув руку, белолобый коснулся пальцем рукоятки ножа, что висел у Кийска на поясе. Кийск достал нож и рукояткой вперед протянул его летуну. Белолобый уверенно обхватил рукоятку ножа пальцами, покачал рукой, привыкая к его тяжести, а затем, пару раз быстро и ловко взмахнув, со свистом рассек лезвием воздух. Проведя ногтем по лезвию, он оценил его остроту и, одобрительно кивнув головой, вернул нож владельцу.
Кийск хотел убрать нож обратно в ножны, но белолобый остановил его, взяв за руку. Летун вытащил из-за пояса маленький четырехлопастный бумеранг и почти без замаха, одним коротким и резким кистевым движением, метнул его в дерево. Пропев свою боевую песню, бумеранг вонзился в ствол. Летун пальцем указал на Кийска, затем на нож в его руках и на дерево. Кийск, усмехнувшись, подбросил нож, поймал его за рукоятку и, размахнувшись от плеча, кинул. Лезвие ножа воткнулось в ствол в двух миллиметрах от бумеранга белолобого.
Летун, клацнув челюстями, снова похлопал Кийска по плечу. Иво ответил ему тем же жестом.
Когда стемнело, летуны зажгли светильники с круглыми колбами из толстого, мутноватого стекла. Неизвестно, что за горючее использовалось в них, но фитили горели ярким, ровным светом, почти не давая копоти.
Летуны умело и быстро навесили под крышу по краю помоста циновки, создав таким образом вокруг жилища стены. Остальные циновки они расстелили на полу и, бросив сверху покрывала, жестами дали людям понять, что пора ложиться спать.
– Давно я не укладывался спать с таким комфортом, – сказал, натянув на себя покрывало, Киванов. – Должен честно признать, что сегодняшний день далеко не самый худший в моей жизни. И знаешь почему? – повернулся он к Кийску.
– Почему? – без особого любопытства спросил тот.
– Потому что там, на поляне, когда на нас с неба посыпались летуны, я вовремя сообразил, что следует поднять руки. И теперь ни капли об этом не жалею. Я ожидал каких-нибудь страшных пыток, а нас вместо этого накормили, напоили и уложили спать. И, заметь, не в темном и сыром подвале, по которому бегают голодные крысы, а на веранде, на свежем воздухе.
– Вот только убежать отсюда не проще, чем из каземата, – сказал Кийск, переворачиваясь на бок. – Посмотрим, что будет завтра.
Три дня провели люди на вознесенной высоко над землей площадке в роли не то пленников, не то гостей. Их регулярно кормили и не донимали никакими расспросами. Но если они показывали на землю, пытаясь выяснить, когда же им будет позволено спуститься вниз, охранники только разводили руками и отрицательно качали головами.
Кийск прикидывал в уме возможные варианты побега, но всерьез об этом пока еще не думал. Даже найдя безопасный способ спуститься на землю, они вряд ли имели реальные шансы уйти от погони быстрых летунов. Поэтому решено было ждать, когда Чжои научится пользоваться ключом, без которого было невозможно проникнуть в Лабиринт.
Все летуны казались людям на одно лицо, но некоторых из них они отличали по особым приметам. Кроме Белолобого, они теперь безошибочно узнавали и других охранников. Молодой летун, который никогда долго не мог усидеть на месте, отличался от других более светлым, отдающим в рыжину, цветом волосяного покрова, и Кийск, в честь Киванова, назвал его Бориской. В отместку настоящий Борис попытался окрестить именем Иво вечно мрачного летуна, у которого был отсечен кончик левого уха, но к нему приклеилось прозвище Ворчун. Летун, имевший привычку лихо заходить на посадку, получил имя Икар. Еще за одним, по непонятно какой причине, закрепилось прозвище Фредди.
В целом ограниченность пространства, в котором им было позволено свободно передвигаться, никого из людей особенно не томила и не угнетала. Киванов, пользуясь возможностью, вдоволь ел и отсыпался, словно на несколько лет вперед. Вейзель находил удовольствие в изучении морфологии и поведения крылатых людей. Он мог часами лежать на краю площадки, наблюдая за тем, что происходит внизу или на соседних помостах. Делая паузы в работе с ключом, Чжои занимался с дежурившими на площадке крылатыми людьми языком.
У Кийска сложились почти дружеские отношения с Белолобым, который ежедневно прилетал на площадку к пленникам. Каким-то сверхъестественным чутьем они распознали друг в друге родственные души. Обсуждая то, что интересовало их обоих, они прекрасно обходились без знания языков. Белолобый учил Кийска пользоваться холодным оружием летунов, а тот, в свою очередь, показывал ему приемы рукопашного боя. Как-то раз летун принес с собой два больших листа плотной серой бумаги, на которой, как понял Кийск, был изображен план какой-то военной кампании, и они целый вечер просидели в стороне от остальных, водя по бумаги пальцами и делая друг другу совершенно непонятные остальным знаки.