В зале Шекспир заметил лица членов знатных семейств: в центре находился Эссекс в окружении приближенных, в числе которых были графы Саутгемптон и Ратленд, братья Френсис и Энтони Бэконы, отважный, любящий риск сэр Генри Дэнверс и Джелли Мейрик – все они считались его ближайшими сторонниками как дома, так и на поле битвы. В отдалении он заметил Чарли Макганна, заговорщицки беседующего о чем-то с прямым как палка военным помощником Эссекса сэром Тоби Ле Невом. Рядом сестра Эссекса Пенелопа Рич, которая была на четыре года старше своего брата, оживленно болтала с красавчиком Чарльзом Блаунтом. А затем, со смесью облегчения и тревоги, Шекспир увидел своего брата, Уильяма, в компании, где среди прочих была и жена Эссекса, Френсис.
На помосте под грохот цепей обезьян ведьма продолжала:
– Я знаю, что у меня тело слабой и немощной женщины, – произнесла она фальцетом, словно евнух из гарема. Толпа дерзко рассмеялась, затем голос ведьмы стал ниже, как у рыночного лавочника, расхваливающего свой товар, и она – или, скорее, он – задрала свои юбки, продемонстрировав голые волосатые ноги и огромный, словно у быка, член.
– Но у меня яйца и член короля, короля Англии.
Шекспир в ужасе протиснулся сквозь толпу гуляк к своему брату. Он кивнул в сторону помоста и тихо произнес ему на ухо:
– Надеюсь, ты в этом не замешан?
Его брат в недоумении поднял брови.
– Все затеял этот идиот Грин. Вон он, там, хорохорится со своими гнусными приятелями, добровольно засовывая голову в петлю.
Шекспир проследил за взглядом брата. Драматург Роберт Грин находился в центре всеобщего внимания вместе со своей любовницей Эм Болл и прочими неприятными персонажами. Эта летняя пирушка Эссекса собрала весьма любопытную компанию искателей удовольствий. Уилл тронул его за плечо:
– Береги себя, брат.
Шекспир удивленно поднял брови.
– Ты тоже, – тихо ответил он. Шекспир посмотрел, как Уилл направляется к компании Саутгемптона, где ему сразу оказали радушный прием. Затем он перевел взгляд на стоявшую в стороне скамью. На ней сидела и обмахивалась веером никем не замечаемая Френсис, супруга Эссекса.
– Господин Шекспир, как чудесно видеть вас, – произнесла она, когда он подошел, чтобы выказать свое почтение.
Он помнил ее еще девочкой, когда она, дочь сэра Френсиса Уолсингема, которую тот обожал и баловал, красивая, словно куколка, помогала своей матери, леди Урсуле, вышивать и управлять домами на Ситинг-Лейн и в Барн-Элмс. Шекспиру всегда нравилось ее спокойствие, и ему казалось, что в прошлом веке или где-нибудь в другом месте она могла бы стать великолепной матушкой-настоятельницей монастыря.
– Должно быть, прошло лет пять или шесть, миледи.
– Пожалуйста, господин Шекспир, зовите меня Френсис, как в детстве. Так странно, когда вы обращаетесь ко мне иначе.
Шекспир улыбнулся.
– Как пожелаете, миледи.
Ему показалось, что ей нездоровится, она казалась очень бледной и изможденной.
– Вот, – сказала она, – видите, вы даже не способны на такую малость, как моя просьба.
– Тогда вам придется называть меня Джон, а это будет не совсем правильно. Пойдут разговоры.
Она тихо рассмеялась.
– Правда, я об этом не подумала. Интересно, что за сплетня получилась бы? Пожалуйста, сядьте рядом. Вы такой высокий, а я слишком слаба, чтобы стоять. Мне нехорошо. Такая сухость и горечь во рту. У меня перед глазами все время что-то летает, но мой врач говорит, что ничего нет. Господин Шекспир, а вы это видите?
Шекспир сел на скамью, в паре футов от нее.
– Вы имеете в виду пчел, миледи, или птиц? Или бабочек? Может, это мотыльки?
– Нет-нет. Это такие милые существа. У них крошечные свечки в крыльях из шелкового газа. – Она похлопала по скамье рядом с собой. – Хоть мне и нездоровится, господин Шекспир, но у меня ведь не чума. Можете без опаски сесть поближе.
Он пододвинулся ближе.
– Миледи, у меня и в мыслях не было, – сказал он, хотя ее лицо действительно было болезненно бледным и покрыто испариной.
– Да? А вот многие считают, что я больна, хотя это всего лишь испарина из-за летней жары. Если бы у меня была чума, боюсь, я бы уже была в могиле, ибо болею я уже две недели, а от чумы погибают за три дня. – Она отмахнулась веером от того, что, как ей казалось, летает у нее перед глазами. – Видите, они повсюду.
– Что именно, миледи?
– Эти маленькие летающие существа с крошечными огоньками. Вы должны их видеть; милые, правда?
– Я их не вижу, миледи, – медленно произнес Шекспир.
– Что ж, тогда вам повезло, ибо, хотя за ними и приятно наблюдать, я нахожу их слишком назойливыми. Доктор Форман говорит, что это – эльфы и дает мне настойки, чтобы прогнать их. – Она замолчала. – Господин Шекспир, вы смотрите на меня так, словно считаете меня безумной.
– Простите меня, миледи. Просто я в некотором замешательстве. Я не вижу этих существ.
– Ладно, не будем больше о них. А что касается чумы, то все комнаты нужно окуривать травами. Ходить из комнаты в комнату с рутой, омывать водой пороги и поливать улицы. – Она улыбнулась, но было видно, что ей это дается нелегко. – Но меня это не тревожит. Я вполне могу заразиться чумой благодаря заботам милорда и моего господина. Знаете, господин Шекспир, это так странно, в прошлом году мы все носили под сердцем дитя. Сестра милорда, Пенелопа, добрая Бесс Трокмортон, а теперь и леди Рэли, чем, конечно, весьма обеспокоена королева, но, кроме того, еще и любовница милорда и моего господина, имя которой мне противно произносить, хотя она сейчас находится здесь, в этой зале. Но почему, скажите мне, именно мой малыш Уолтер прожил лишь несколько дней и умер у меня на руках, а их дети живы? Вам не кажется, что его душа живет в этих летающих существах?
Шекспир не знал, что ответить. Конечно, он слышал о ребенке Рэли и незаконной свадьбе; и о том, что плодовитая Пенелопа также родила малыша, а также о незаконнорожденном ребенке, которого родила любовница Эссекса Элизабет Сьюэлл. Но того, что у Френсис был ребенок и он умер, он не знал.
– Мне очень жаль, миледи. Пути Господни неисповедимы, – только и смог сказать он.
– Да, теперь и я должна последовать за своим малышом и лечь рядом с ним в могилу в День Всех Святых, ибо к тому дню силы меня оставят. – Они помолчали. Шекспиру хотелось утешить ее, но он не знал как. Она несколько раз тяжело и болезненно вздохнула, затем заговорила еще тише, словно хотела сообщить что-то секретное. – Скажите, господин Шекспир, что вы думаете об этих пирушках?
Он напрягся.
– На них интересно бывать, миледи.
– Из-за всего этого мое сердце начинает биться так сильно, что временами мне трудно дышать. Эти пирушки… Надеюсь, мой вопрос вас не смутил.