– К большому разочарованию горшков и коров, миледи.
– Мой супруг часто говорит, что от меня не больше пользы, чем от работницы на ферме, что я всегда воспринимала, как серьезное оскорбление по отношению к сельским работницам.
– Ваш супруг?
– Не бойтесь, лорда Рича здесь нет. Он скорее умрет, чем будет танцевать и веселиться. Он развлекает компанию своих богобоязненных дружков в нашем доме в Лиз, пока я порхаю словно пчела, поедая нектар из цветов. Вы слышали о моем браке, господин Шекспир? Поучительная история.
До него доходили слухи. Невозможно жить в пределах городских стен и ничего не слышать. Когда ей было всего восемнадцать, ее насильно выдали за лорда Рича. На этом браке настаивали не только ее родители, это был приказ королевы. Она не спорила, не кричала, не топала ногами, ибо была не так воспитана, она выражала свои чувства предельно ясно, даже когда высказывала свои возражения в церкви, прежде чем сдаться и произнести слова, что свяжут ее с аскетом, к которому она ничего не чувствовала.
– Но не будем об этом сегодня. Есть еще кое-что, о чем я хотела бы вам сообщить. – Она заговорила тише. – Генри – граф Саутгемптон – попросил меня поговорить с вами, поскольку знает, что вы питаете особый интерес к одному из его друзей.
– Вы имеете в виду моего брата?
– Нет, отца Роберта Саутвелла, недавно схваченного персевантами Ее величества и в настоящее время пребывающего в милой комнатке удовольствий господина Топклиффа. Я знаю, что могу говорить с вами об этом свободно, господин Шекспир, потому что мне известны предпочтения вашей супруги. Дело в том, что до недавнего времени отец Саутвелл проживал в Саутгемптон-Хаус, в Холборне.
– Я знаю этот дом, миледи.
– Полагаю, Топклифф знал, что он там, но был бессилен что-либо предпринять. Отец Саутвелл не просто прятался в доме, о нем заботились в благодарность за его добрые дела для бедных и за его поэтический дар, причем заботились о нем и многие из нас, не принадлежащих его вере, в том числе и я. Он – прекрасный человек, что бы вы ни думали о его религии, господин Шекспир, и поэт поразительного ума. Даже ваш брат встречался с ним и восторгался его работами. Топклифф дождался, когда отец Саутвелл покинет дом, и арестовал его. Для всех нас это стало мрачным известием.
Шекспир поднял ладонь, словно защищаясь.
– Миледи, тут я бессилен. Покинув службу у господина секретаря, я утратил все свое влияние. Королева может прислушаться только к вашему брату или к милорду Саутгемптону. Они наверняка смогут что-нибудь сделать.
Пенелопа покачала головой.
– К сожалению, господин Шекспир, именно они и не могут ему помочь, ибо им придется пойти на компромисс. Любое их вмешательство сыграет на руку их врагам. Таков уж королевский двор. Я обратилась к вам, потому что у вас с господином Топклиффом общее прошлое и все считают, что вы можете на него воздействовать, это все.
Шекспир попытался улыбнуться, но у него не получилось, а смех был больше похож на лай.
– Боюсь, миледи, что та сила убеждения, которую я однажды применил против Топклиффа, покинула меня вместе со смертью господина секретаря. Из-за господина Топклиффа я в такой же опасности, что и отец Саутвелл.
Погруженный в мысли Шекспир постучал в дверь дома проститутки Старлинг Дэй. Он размышлял о событиях вечера в Эссекс-Хаус. Там царила возбужденная атмосфера предательства, клубившаяся, словно темные облака приближающегося шторма. А это дерзкое шутовское представление театра масок, похоже, подтверждало все, что сэр Роберт Сесил говорил об Эссексе и его амбициях.
Но больше всего Шекспир беспокоился о графине Эссекс и ее странном расстройстве разума. Ее травили, он был в этом уверен. Но что значит одна ничтожная жизнь, когда на кону великая цель? Причина ее болезни, скорее всего, в том, чем ее потчуют, потеря ребенка тут ни при чем.
Когда дверь открылась, Шекспир попытался отогнать тревожные мысли. Он улыбнулся Старлинг Дэй, удивленный произошедшими в ней переменами. За прошедшее с их последней встречи время ее фигура приобрела округлые черты. Она заработала много денег и купила прекрасный дом в самом центре большого моста между Лондоном и Саутуарком. Старлинг с восторгом приветствовала Джона.
– Заходите и полюбуйтесь со мной видом из окон, господин Шекспир. Обожаю утреннее солнце. Смотреть, как птицы ныряют за рыбой, как горделивые суда поднимают паруса, чтобы отправиться к Островам специй. Могу простоять здесь целый день, просто смотреть и слушать. Временами мне кажется, что я слышу, как поскрипывают бревна и поют ванты.
– Ваша жизнь, Старлинг Дэй, определенно изменилась. – Он был поражен переменами в ее голосе. Где ее прежний ноттингэмпширский выговор, который трудно понять даже такому, как он, уроженцу центральных районов Англии? Теперь ее можно было принять за лондонскую леди. Почти, но не совсем.
– Господин Уоттс многому меня научил. Он объяснил, как правильно говорить, и даже обучает меня грамоте. Он обещал, что однажды, очень скоро, он представит меня ко двору. Да я готова умереть, только бы познакомиться с королевой! В самом деле, так прекрасно быть любовницей богатого торговца, господин Шекспир. Господин Уоттс очень хорошо обо мне заботится, а я всегда к его услугам, как и положено куртизанке. Теперь, господин Шекспир, я называюсь именно так, а не проституткой, как раньше. Вам нравится?
– Это слово вам очень подходит, госпожа Дэй.
– Господин Уоттс услышал его в Италии, где оно считается уважительным. – Она хлопнула в ладоши, и рядом с ней мгновенно оказалась горничная, миловидная девушка, быть может, лет на пять моложе своей госпожи. Сама Старлинг была одета в дорогое, стоимостью не меньше пятидесяти марок, платье из золотой с серебром ткани, с объемной подкладкой под юбку для пышности и глубоким вырезом, из которого выпирали ее большие, молочно-белые груди. Этот наряд, который, как она рассказала, сшил Треджер, портной из Чипсайда, предназначен для того, чтобы ее принимали за благородную даму, но, к сожалению, в этом платье она выглядела тем, кем она была в действительности, а именно безвкусно одетой проституткой, которой здорово подфартило.
– Винни, принеси нам мальвазии и булочек с шафраном.
Горничная поклонилась и вышла из комнаты. Комната была богато украшена гобеленами из Арраса и подушками из разноцветного индийского шелка. Такое убранство очень подходило живущей в достатке проститутке, которой покровительствовал богатый торговец, такой как Джон Уоттс, который нажил свое состояние пиратством.
– Чем могу вам помочь, господин Шекспир?
– Я пришел задать весьма странный вопрос, поскольку знаю, что у вас есть подруги в публичных домах Саутуарка.
– О боже, теперь я не так хорошо знакома с публичными домами, как раньше. После того как я приглянулась господину Уоттсу, я там больше не появляюсь, хотя я бы с радостью приняла вас в своей комнате, чтобы доставить вам удовольствие, господин Шекспир.