Отбросив бумаги, Зейн кивнул Дибу:
— В чем дело?
— Я бы хотел знать, нужно ли вам что-нибудь или я могу идти?
Ему нужна лишь женщина, которую он не может получить. По крайней мере, сейчас не может.
— Ты свободен.
— Надеюсь, сегодня вы хорошо отдохнете, ваше высочество.
Это вряд ли. Диб уже взялся за ручку двери, когда Зейн его окликнул:
— Подожди, я хочу задать тебе пару вопросов. — Тех вопросов, что он не решался задавать, боясь услышать ответы.
— Я вас слушаю. — Диб поправил очки.
— Давно ты работаешь на королевскую семью?
— В декабре было пятнадцать лет.
Так давно?
— И тебе никогда не хотелось жениться?
— А я женат. Вот уже пятнадцать лет.
Странно, Диб никогда об этом не упоминал, но, с другой стороны, он и сам никогда не расспрашивал помощника о личной жизни.
— Дети есть?
— Шестеро, — с гордостью ответил Диб. — Четыре мальчика и две девочки. Старшему девять лет, а младшему всего три месяца.
Ничего себе.
— Но ты же все семь лет провел со мной в Штатах.
— Да, но когда вы сами куда-нибудь уезжали, то отпускали меня в Баджул.
И он сразу же бежал домой делать нового ребенка?
— И ты до сих пор счастлив в браке?
— Да, эмир.
— И чем ты можешь объяснить это счастье?
— Терпение и терпимость. И незатухающая страсть, это самое главное. Выбирая себе спутницу жизни, всегда следует об этом помнить.
С этим не поспоришь.
— Спасибо за совет.
— Всегда пожалуйста, ваше высочество, а теперь, если вы позволите…
— Нет. — Зейну необходимо было задать еще один вопрос. Но как же сложно решиться… — Что ты можешь сказать по поводу слухов о неверности моего отца? Это правда?
Диб ухватился за ворот рубахи так, словно тот вдруг начал его душить.
— Я не считаю себя вправе предавать королевское доверие.
Так, похоже, как Зейн и подозревал, Дибу все известно.
— Теперь ты в ответе лишь передо мной и можешь раскрыть мне отцовские тайны. — Зейн не хотел ни на кого давить, ему необходимо было наконец-то выяснить правду.
— Я знаю лишь об одной женщине, — после недолгого молчания ответил Диб.
— И кто она?
— Я могу сказать только одно. Ее ни в чем нельзя упрекнуть, она лишь подчинялась королевской воле.
Он пытается ее защитить? Значит, они как-то связаны. Может, эта любовница раньше работала во дворце? Но Зейн слишком устал, чтобы вытягивать из помощника признания.
— Это все, можешь идти.
— Как пожелаете. — Диб направился к двери, но остановился и добавил: — Могу ли я сказать, что иногда все совсем не так, как кажется?
— Но ты же не станешь отрицать, что отец опозорил мою мать?
— Мы — не они, и не нам их судить.
При всем желании Зейн не мог не осуждать отца, из-за которого до сих пор постоянно в себе сомневался и боялся настоящих отношений.
— Спасибо за честный ответ. Ты свободен.
— Могу ли я еще кое-что сказать?
— Говори.
— Не знаю, станет ли вам от этого легче, но, на мой взгляд, вы совсем не похожи на покойного короля.
Диб наконец-то ушел, оставив Зейна в полном недоумении. Похоже, сам он почти ничего не знает о своем помощнике, а тот, наоборот, знает о нем слишком много.
Расхаживая по комнате, Зейн схватил рамку с фотографией отца, на которой тот стоял рядом с президентом США, и с размаху запустил ее в стену.
Что бы там Диб ни говорил, он никогда не простит отца. Мать умерла именно из-за него.
Стоило Мэдисон войти в кабинет, как ее овеяло арктическим холодом, исходившим от братьев Мехди.
— Добрый день, господа, — поздоровалась она, усаживаясь за длинный стол напротив Зейна.
— Расскажешь нам что-нибудь новенькое про последний скандал? — спросил Рафик, пока Зейн старательно вглядывался в окно за ее спиной.
— Расскажу. Я все утро искала пресс-агента мисс Винтерлинд, и пару минут назад мне наконец-то удалось до нее дозвониться.
— И?
— И она сказала, что мисс Винтерлинд действительно заявляла, что это твой ребенок.
В глазах Зейна полыхнула ярость.
— Это невозможно.
— Боюсь, возможно. Мисс Винтерлинд просила агента передать, что извиняется и в ближайшее время опровергнет свое заявление.
— Похоже, эта модель не оправдала твоего доверия, — заметил Рафик.
Если бы взглядом можно было убить, Рафик бы уже получил пулю в лоб.
— Значит, у нее были для этого какие-то причины.
— И какие же? Ей захотелось заарканить короля?
Зейн выдохнул по-арабски что-то едкое и наверняка оскорбительное.
— Кили не такая.
— Она так сказала, чтобы защитить ребенка от своего бывшего, — вмешалась Мэдисон. — Но, к счастью, его уже арестовали.
— Он снова ее бил? — резко спросил Зейн. Винтерлинд явно значила для него намного больше, чем он пытался показать.
— Нет, но он чуть ли не до смерти избил какого-то парня в баре, так что сядет он надолго.
— Замечательно.
— А стоит ли нам ждать подобных заявлений еще от каких-нибудь женщин? — едко спросил Рафик.
— Я сближаюсь лишь с теми женщинами, что заслуживают доверия, — прищурившись, выдохнул Зейн.
— Это мне только кажется или случай с моделью противоречит твоим словам?
— У меня с ней ничего не было.
Рафик насмешливо приподнял бровь.
— Тогда чего уж говорить о тех, что ты затащил в постель, а потом бросил?
— Izhab ila al djaheem, Rafiq, — прорычал Зейн.
У Мэдисон не было ни малейшего представления, что значат эти слова, но она почувствовала: если сейчас же не вмешается, ничем хорошим этот разговор не закончится.
— Ваше высочество, принц Рафик прав. Может ли еще какая-нибудь женщина объявиться с подобным заявлением или нет? Обоснованность подобных притязаний нас сейчас не интересует.
— Мои бывшие любовницы — мое личное дело.
Мэдисон уже тоже начала злиться.
— Их имена меня не интересуют, просто назови число. Меньше пяти? Больше десяти? Пятьдесят? — Черт, теперь она сама говорит как ревнивая любовница.