– А что нам еще остается? – развел руками тот.
– Ну, я мог бы сбегать в поселок и вернуться с помощью… – начал было Кикул.
Махнув рукой, Харп заставил его умолкнуть.
– Ты и сам прекрасно понимаешь, что говоришь глупость. Мы не успеем до ночи вернуться в поселок.
– Значит, нужно искать лыжи.
– Или идти пешком.
– Ты все равно не дойдешь, – с неожиданной жесткостью сказал Кикул. – У тебя нет солнцезащитных очков. Ты ослепнешь еще до того, как сядет солнце.
– Не твоя забота, – зло бросил Харп.
– Не моя, – с удивительным спокойствием согласился с ним Кикул.
Более ничего не сказав, он воткнул одну лыжу в снег и, отойдя чуть в сторону, принялся работать второй как лопатой.
Вырыв яму глубиною около метра, Кикул перешел на другое место и снова принялся копать.
Взяв вторую лыжу, к нему присоединился Харп.
Работа продвигалась у него куда медленнее, чем у Кикула, – пока Харп вырыл одну яму, его напарник успел сделать уже три такие же, – но просто стоять в стороне и наблюдать за тем, как кто-то другой делает все возможное для того, чтобы спасти ему жизнь, Харп не мог.
Молча, лишь время от времени поглядывая друг на друга, Кикул и Харп трудились без малого час.
– Есть! – воскликнул наконец Кикул. – Нашел!
Воткнув лыжу в кучу снега, он присел на корточки и, ухватившись обеими руками за край дохи, потянул его на себя.
Подоспев к нему на помощь, Харп принялся отгребать в стороны плотный, слежавшийся снег, похоронивший под собой человеческое тело.
Вскоре по габаритам тела стало ясно, что это толстяк Базур. А по тому, как неподвижно лежало тело с неестественно вывернутой за спину левой рукой, было понятно, что падение Базура с горы закончилось не так удачно, как у Харпа и Кикула.
Когда Кикулу наконец-то удалось вытащить тяжелое тело из-под снега и перевернуть его на спину, стала видна огромная вмятина на левом виске Базура. Должно быть, услышав за спиной взрыв, толстяк не догадался отбежать в сторону от тропы, где снег был глубже, и, сбитый с ног взрывной волной, ударился головой о камень.
– Напрасно старались, – упавшим голосом произнес Харп, закончив осмотр карманов Базура. – Он потерял свои очки так же, как и я.
– Зато лыжи с собой прихватить не забыл, – сказал Кикул, вытягивая из-под снега одну лыжу.
Минут двадцать ушло на то, чтобы найти вторую.
– Даже не треснули, – довольно улыбнулся Кикул, хлопнув лыжи одну о другую. – Теперь нам остается только Скада отыскать.
– Мы отправляемся в поселок, – сказал Харп, становясь на лыжи.
– Но у Скада тоже были очки, – попытался возразить Кикул.
Харп даже головы не повернул. Присев на корточки, он застегивал на ботинках ремешки лыжных креплений.
– Как долго ты собираешься продолжать поиски? Пока не стемнеет?
Казалось, Харпу было глубоко безразлично, что переход до поселка скорее всего закончится для него тяжелейшей формой снежной слепоты.
Если Харпу было все равно, что станет с его глазами, то что мог сказать на это Кикул? Поправив на лице солнцезащитные очки, он стянул с головы мертвого Базура шапку и кинул ее Харпу.
Харп пошел первым, прокладывая лыжню для следовавшего за ним Кикула.
– Ты знал, что у Старпола есть пистолет? – не оборачиваясь, спросил он.
– Как и все в поселке, – ответил Кикул. – Примерно полгода назад, когда пистолет только появился у него, Старпол демонстративно пристрелил во время проповеди кролика. Так он хотел дать понять всем собравшимся, что Сущий дарует ему власть как над жизнью, так и над смертью всех живых существ в поселке.
– И каков был эффект?
– Ну, убить кролика несложно. А вот когда Старпол пристрелил Кныша за то, что тот отказался выйти на работу в руднике во вторую смену, многие по-настоящему испугались.
Харп на ходу стянул с правой руки перчатку и согнутым пальцем стер выступившие на глазах слезы. Он уже начинал ощущать раздражение от нестерпимо яркого солнечного света, играющего на миллиардах снежинок и крохотных кусочков льда, покрывающих землю. И сколько он ни пытался щуриться, это не помогало.
– Откуда у Старпола пистолет? – спросил Харп.
– Он лежал в одном вещевом мешке, появившемся без новичка. У вас, по ту сторону гор, тоже случается, что вещи появляются без людей?
– Случается, – кивнул Харп. – Вот только я ни разу не слышал, чтобы кто-то находил среди них огнестрельное оружие.
– На моей памяти это тоже первый и последний случай.
– А запасные обоймы к пистолету были?
– Нет, только та, что в самом пистолете… Я сам-то не видел, но слышал, как хранитель жалел, что патронов маловато.
– Два патрона были использованы сегодня, два – это убитые кролик и Кныш. Если обойма была полной, то не хватает еще четырех патронов.
– Так ведь хранитель, в отличие от тебя, не сразу понял, что это за штука такая. Ему потребовалось время, чтобы разобраться, как она действует. Вот тогда-то он и извел еще четыре патрона. – Кикул за спиной Харпа отрывисто хохотнул. – Базур рассказывал, что, выстрелив первый раз, хранитель едва ногу себе не прострелил – пуля вошла в пол меньше чем в сантиметре от его стопы. И вовсе не он, а Скад вспомнил, что эта штука называется пистолетом… А глядя на тебя, я подумал, что тебе уже доводилось держать такую штуку в руках.
– Доводилось, – отрывисто ответил Харп. – Когда-то давно… В другой жизни.
Ему пришлось вновь стянуть с руки перчатку, чтобы стереть катящиеся по щекам слезы. Жжение и зуд на роговице глаз становились почти нестерпимыми. Было такое ощущение, словно под веки попала мелкая стеклянная крошка, царапающая роговицу и внутреннюю слизистую оболочку глаз при каждом моргании. А моргать из-за слез приходилось непрестанно.
Спустя примерно полчаса после окончания разговора Кикул обратил внимание на то, что Харп заметно снизил скорость.
– Рана болит? – участливо поинтересовался он. – Может, стоит передохнуть?
Харп остановился так неожиданно, что Кикул наехал на задники его лыж.
– Иди первым, – приказал Харп своему спутнику.
Он не хотел признаваться Кикулу в том, что уже почти ничего не видел впереди, только бледное серое марево, похожее на ложку закваски, вылитую в миску с водой, да неяркие розовые вспышки – следствие нервных сигналов, посылаемых обожженной сетчаткой в мозг.
Кикул посмотрел на красные слезящиеся глаза и воспаленные веки Харпа и, ничего не сказав, пошел вперед.
Теперь, когда Харп шел позади Кикула, он видел перед собой посреди серого тумана большое темное пятно, на которое и ориентировался. Он отдавал себе отчет в том, что теперь уже никогда не сможет видеть так же, как и прежде. Хорошо еще, если зрение хотя бы частично восстановится. В противном случае ему предстоит влачить жалкое существование слепца, живущего исключительно благодаря милости тех, кто его окружает. Но сейчас это ему было почти безразлично. Его заставляло двигаться вперед только желание как можно скорее добраться до каменной двери и убедиться, что ему удалось разгадать открывающий ее код. О том, что произойдет после, он совершенно не думал. И, что удивительно, для этого ему не приходилось прилагать ни малейших усилий. Он был уверен, хотя и сам не мог объяснить причину такой уверенности, что все самое главное в его жизни – в этой жизни! – непременно произойдет именно сегодня.