Теперь Уилфорт наконец сел напротив. Себе никакого чая не взял. Положил руки перед собой на стол, сцепив пальцы.
— Вы готовы поговорить? — спросил он.
Я молча кивнула. Очень надеюсь, что не о живописи или, скажем, отношениях между мужчиной и женщиной, а все-таки о деле. Ибо еще чего-то шокирующего я сегодня, кажется, не переживу.
— Вас кто-то очень серьезно подставил, — невзирая на суть сказанного, ровный голос Уилфорта звучал успокаивающе. — Этот кто-то умеет собирать информацию, неплохо осведомлен о принятых в участке процедурах и — самое главное — считает, что вы очень сильно ему мешаете.
Он подождал, будто удостоверяясь, что до меня в полной мере доходит смысл произносимых слов. Я кивнула: все действительно было понятно, и поспорить не с чем.
— Давайте начнем с последнего пункта, — предложил Уилфорт. — У вас есть конкретные предположения касательно того, кто может быть заинтересован в вашем устранении?
Я поставила локти на стол (кажется, у них, у аристократов, это считается дурным тоном, но сейчас эта мысль мало тревожила), провела рукой по лбу и, опустив голову, задумалась.
— Не знаю, — призналась я. — Ничего конкретного. У меня нет врагов в полном смысле слова, а это должен быть настоящий враг. Конечно, существует немало людей, которым я попортила жизнь своими расследованиями. Кто-то из них мог затаить глубокую обиду, а я — даже об этом не подозревать. Но это очень далеко от конкретики.
— Оставим в качестве одной из гипотез, — кивнул Уилфорт. — Кстати, что вы думаете по поводу Дункана Веллореска?
Я хотела съязвить по поводу идиотизма такого предположения, уж слишком свежи были в памяти высказанные Артоном обвинения. Но потом подумала и устало ответила:
— Мне это кажется маловероятным. Никаких объективных причин не вижу. И кто бы что там ни заявлял, он действительно пригласил меня к себе по завершении расследования просто для того, чтобы поблагодарить. — Еще немного подумав, добавила: — И, может быть, для того, чтобы выговориться.
— Совершенно незнакомому человеку? — скептически спросил Уилфорт.
— Незнакомому человеку, который волей случая знал подробности его истории, — уточнила я. — Выговариваться незнакомцам значительно легче, но им опасно доверять семейные тайны. Я же оказалась идеальной кандидатурой. В любом случае, никаких брошей он мне не дарил и денег не давал.
— Это вы могли бы не уточнять, — отмахнулся Уилфорт, и, несмотря на пренебрежительность его тона, мне было по-настоящему приятно слышать эти слова.
— Словом, конечно, я не могу гарантировать, что он — отличный парень и ничего не злоумышляет, — подытожила я. — Но у меня нет ни малейших свидетельств обратного.
— Я вас понял. — Спорить Уилфорт и не пытался, хотя кто знает, что он думал про Дункана на самом деле. — В таком случае давайте перейдем к следующей версии, которая представляется мне наиболее перспективной.
Я заинтересованно подняла голову. Что это за версия?
— Дела, которые вы расследуете в данный момент, — пояснил капитан. — Предполагаю, что в одном из них вы подобрались так близко к сути, что кто-то очень сильно испугался. И, решив срочно убрать вас из игры, стал действовать — быстро, решительно, несколько грубовато. Однако же это сработало. Либо он знал характер Артона — кстати, как такого, как он, держат на столь ответственной должности, непонятно, — либо подобное развитие событий просто является нормой жизни. Это уже вам виднее, чем мне. Донос — подброшенная улика — заключение под стражу без особо тщательных выяснений — суд. Звучит привычно?
— Довольно-таки, — призналась я. — Но если судья — профессионал, то к разбору дела подойдут серьезно и у невиновного будут неплохие шансы оправдаться.
— Возможно, для суда у них припасено что-то еще, — протянул Уилфорт, запрокидывая голову. — Какой-нибудь аргумент, выглядящий посерьезнее, чем фамильная брошь. Но существует и другой вариант.
— Какой? — подалась вперед я.
— Им все равно, чем закончится судебный процесс, — ответил Уилфорт, пристально глядя мне в глаза. — Потому что им важно вывести вас из игры лишь до определенного момента.
— Чтобы совершить какое-то преступление? — предположила я.
— Или успеть бежать из страны. Давайте пройдемся по вашим делам. Какое из них представляется вам достаточно серьезным?
Я медленно качала головой, перебирая дела в памяти. Вывод напрашивался сам собой.
— Дело афериста закончено и передано в суд, — стала перечислять вслух я. — Несколько историй подростков — но это совсем уж мелочи. Дело об ожерелье мы передали в отдел ограблений; как выяснилось, к темной магии оно никакого отношения не имеет. Словом, остается только дело спящих нищих. С ним, правда, слишком многое пока непонятно. Но оно имеет отношение к бывшим заключенным и родственникам заключенных. — Я немного поколебалась, затем добавила: — Возможно, даже к политике.
Настал черед Уилфорта податься вперед.
— Давайте-ка поговорим об этом деле поподробнее. Расскажите мне все детали, включая как факты, так и ваши собственные предположения. И не задумывайтесь о том, что мне уже известно, а что нет. Рассказывайте все, с самого начала и до конца.
И я рассказала. Начиная с самой первой беседы с нищим Тобиасом, так трогательно пекущемся о своем приятеле Томми, и до вчерашнего разговора с Дунканом. Уилфорт слушал внимательно и, я бы сказала, мрачно. Когда я закончила, после непродолжительной паузы заявил:
— Хорошо, я займусь этим делом вплотную. Конечно, и прочие версии тоже проверю, но эта представляется мне наиболее вероятной. По всей видимости, в своем расследовании вы подошли очень близко к истине, а мы имеем дело с опасными людьми и серьезными планами, поэтому они предпочли избавиться от вас и не рисковать. И нам еще повезло, что они избрали для этого столь гуманный способ.
Полтора года тюремного заключения — весьма шокирующая перспектива, но перспектива быть найденной в канаве с перерезанным горлом еще менее приятна.
— Почему вы считаете, что все настолько серьезно? — спросила я, внутренне содрогнувшись.
— Потому что подозреваю, что в деле замешана политика, — ответил Уилфорт. — А в ней по-другому не бывает. Было весьма проницательно с вашей стороны предположить, что у преступлений с погружением в сон есть политическая подоплека, — заметил он, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Я же пришел к аналогичным выводам, основываясь на других соображениях.
— Каких именно?
Мне было по-настоящему интересно.
— Как вы, несомненно, уже поняли, я не слишком хорошо разбираюсь в темной магии. — Я захлопала глазами, так как совершенно не ожидала от него такого признания. — Но у меня богатый опыт расследований дел, касающихся политики, — как преступлений, так и интриг. Поэтому можно сказать, что у меня выработалось чутье на подобные вещи — точно так же, как и вы интуитивно чувствуете, в каком случае мелкие нестыковки указывают на манипуляцию с человеческим мозгом. — Он слабо, но как-то приятно улыбнулся, проведя эту параллель. — В данном случае было несколько подозрительных деталей. Во-первых, задействованы представители совершенно разных сословий. Это очень плохой признак. Разумеется, потенциальных причин может быть несколько, но, среди прочего, так бывает именно в случае политической составляющей. В подобных шахматных играх зачастую требуются фигуры разного уровня. На одну роль подойдет нищий, на другую — исключительно высший аристократ. Связь потерпевших с тюрьмой либо — как теперь выяснилось — с нелояльностью правящей династии, сами понимаете, лишь усугубляет мои подозрения. Ну и, наконец, время, когда все это произошло.