Лицо метельщика обиженно вытянулось, а уголки рта загнулись вниз, словно у ребенка, узнавшего в Деде Морозе поддатого соседа.
– Ну хоть напой тогда, – попросил он.
– Ты, часом, не догадываешься, за кого он нас принимает? – спросил Вениамин у Фредриксона.
– Быть может, за бродячих артистов? – предположил ИскИн.
– Слушай, – обратился Вениамин к метельщику. – Может быть, в другой раз?
– Ты ведь обещал, – метельщик оттопырил нижнюю губу, готовясь разразиться плачем.
– Хорошо! – вскинул руку в успокаивающем жесте Вениамин. – Что за песенку я должен спеть?
Лицо метельщика тотчас же прояснилось.
– Ты обещал сыграть на трубе тему, которая будет звучать во время Страшного суда.
Вениамин растерянно приоткрыл рот.
– Не иначе, как тебя приняли за архангела Гавриила, – тихо произнес за спиной у него Фредриксон.
Обвалов презрительно фыркнул.
– Уважаемый, – обратился он к чудаку с метлой. – А в прошлый раз мы успели представиться друг другу?
– Да мы ж, чай, не первый год знакомы, – заулыбался метельщик.
– И как меня зовут?
– Вестимо как, – метельщик подмигнул Вениамину, давая понять, что оценил шутку. – Гавриилом.
– А это тогда кто? – большим пальцем Вениамин указал на Фредриксона.
– Михаил, ясный перец, – метельщик едва сдерживался, чтобы не засмеяться.
– Он тебе, часом, ничего не обещал?
– Вестимо, обещал, – кивнул человек с метлой. – Обещал, что непременно санитару Лебядкину голову снесет. Да только ведь опять меч свой дома оставил.
Под осуждающим взглядом метельщика Фредриксон виновато развел руками.
– Ага, – Вениамин приложил указательный палец к губам.
Ситуация была наиглупейшая.
– А Рафаила вы сегодня с собой не взяли? – спросил метельщик.
– Нет, – рассеянно махнул рукой Вениамин. – Дома оставили.
– А хочешь, я за губной гармошкой сбегаю? – с надеждой предложил метельщик. – Заодно и Фому с собой приведу, а то он не верит, когда я ему про вас балакаю. Говорит, мол, крышак у тебя поехал, Пергалезыч.
– Нет, не надо, – решительно отказался Вениамин.
Помимо того, что он не испытывал ни малейшего желания познакомиться с новоявленным Фомой Неверущим, он еще и не умел играть ни на одном музыкальном инструменте.
– Ну так напой! – потребовал Пергалезыч.
Делать было нечего, и Вениамин принялся негромко что-то мычать. Склонив голову к плечу, Пергалезыч с интересом прислушивался к издаваемым Вениамином звукам. С неменьшим интересом внимал им и Фредриксон. Невнятное вначале мычание постепенно стало складываться в нечто похожее на мелодию. Поймав нужный ритм и размер, Вениамин замычал увереннее и громче. Вскоре в том, что натужно выдавливал из себя Обвалов, можно было опознать отдельные фрагменты классической пьесы «Summertime». Но при том, что музыкального слуха у Вениамина не было, лирическая мелодия Гершвина в его исполнении приобретала угрожающее, почти инфернальное звучание, вполне соответствующее атмосфере Страшного суда в том виде, как представляли его художники раннего Возрождения.
Выдохнув из легких последние вибрирующие звуки, Вениамин с облегчением перевел дух. Пергалезыч, точно зачарованный, стоял неподвижно, опираясь на метлу. Взгляд его был устремлен в даль бесконечности, что раскрылась перед ним при звуках апокалиптического мычания специального агента СГБ Вениамина Обвалова, временно выполняющего обязанности архангела Гавриила.
– Ну как? – с надеждой спросил Вениамин.
При звуках человеческого голоса Пергалезыч вздрогнул.
– Сила! – произнес он с придыханием. – Я как будто своими глазами все увидал!
Не зная, как иначе выразить обуревавшие его чувства, метельщик схватил метлу обеими руками и раскрутил ее над головой.
– Что ты видел? – с тревогой спросил Фредриксон.
– Все! – воодушевленно взмахнул рукой Пергалезыч. – Все видал! И зверя с именем Шестьсот Шестьдесят Шесть, и седьмую печать, и шлюху из Вавилона! Ох, какая, скажу я вам, бабища!
Метельщик в восхищении закатил глаза.
– Я рад, что тебе понравилось, – улыбнулся немного смущенно Вениамин.
Не обольщаясь на счет своих вокальных данных, Обвалов даже и не рассчитывал на подобный успех.
– Понравилось? – Пергалезыч перехватил метлу, как винтовку. – Понравилось – это не то слово, которым можно определить сию музыку, изливающуюся из небесных сфер и вырывающуюся из самых глубин Ада!
Пытаясь понять, чем же пронял слушателя Вениаминов стон, Фредриксон озадаченно сдвинул брови.
– Я рад, – еще раз повторил Вениамин. – А теперь прости, Пергалезыч, нам пора.
Глаза метельщика обиженно округлились.
– Уходите?
– Дела, – с досадой вроде как цокнул языком Вениамин.
– Понимаю, – удрученно кивнул метельщик.
– Будь здоров, Пергалезыч, – махнул на прощание рукой Фредриксон.
– И вам того же, – ответил метельщик.
Новоявленные архангелы не успели еще и с места сойти, а Пергалезыч уже снова сосредоточенно мел крышу. Как будто и не было рядом двух незнакомцев, спустившихся с небес.
Переглянувшись молча, Фредриксон и Вениамин быстро и тихо скользнули за чуть приоткрытую дверь. Сразу же за дверью начиналась лестница, ведущая вниз.
Только на предпоследнем пролете агенты встретили санитара, одетого в форменную куртку болотного цвета с накладными карманами и стоячим воротничком. Санитар с интересом посмотрел на незнакомых людей. Но, судя по всему, вид агентов не внушал специалисту опасения за состояние их психики, и санитар неспешно проследовал мимо.
Оказавшись на улице, Вениамин безошибочно выбрал нужное направление, и вскоре агенты вышли на угол Бейкер-штрассе и Модем-стрит, откуда открывался восхитительный вид на обшарпанную дверь кабака «Бивис и Батхед» и где нес свою бессменную вахту виршеплет Лука Голослов.
Виршеплет сидел на корточках, привалившись спиной к стене, и грустно созерцал безлюдную улицу. Лютня, украшенная новой голографической наклейкой с изображением томной красотки явно внеземного происхождения, тоскливо стояла рядом.
Едва завидя агентов, виршеплет тут же вскочил на ноги и замахал руками над головой.
– Эй! – закричал он во всю глотку, хватаясь за лютню, точно утопающий за спасательный круг.
– Кто это? – спросил Фредриксон.
– Местный самородок, – процедил сквозь зубы Вениамин. – Живет в интерфонной будке, сохнет по китаянке и между делом сочиняет вирши.