И тут ему в голову пришла сумасшедшая мысль, которая, как и многие достаточно сумасшедшие мысли, оказалась верна: — «А ведь ещё и невесту подбросят мне правильную, какую надо. Им надо. А меня и не спросят.»
Два дня Дани размышлял, не прекращая консультировать, высиживать часами на съемках. А потом шлялся до ночи по городу в поисках приключений. Город был маленький, тихий, ничего интересней пьяниц и мелких хулиганов не встречалось. На третий день случились два события, коренным образом изменившие жизнь шпиона Дани: утром он сказал «Да» продюсеру и режиссеру и получил сценарий, а вечером «случайно» втретил Сару.
Рони был счастлив: две красавицы, две королевы, две Елены Прекрасные! Мерилин и Ана позировали охотно. Рони был большой мастер, умница и остроумный рассказчик. Хотя его испанский был далек от идеала и изобиловал ошибками и извинениями за эти ошибки, хотя он частенько увлекался работой и что-то бормотал по-английски, или — того хуже — на идише, (слава Богу, что не на ладино, который Ана понимала), хотя он подолгу мучил женщин поисками места, освещения, позы, поворота головы, выражения лица — ему всё прощали, потому что от него исходил мощный поток тепла, любви и доброты. Неделя пролетела как один день. За домашним ужином в последний вечер Ана сказала:
— Я ещё никогда не была так счастлива. Я давным-давно не чувствовала себя женщиной — не старухой, не старой женщиной, а просто женщиной. Ах, нет! Не просто женщиной, а женщиной, на которую смотрят с любовью и любованием. Да ещё рядом с Мерилин… Рони! Мой дом — твой дом! Пока я жива и здорова — на день, на неделю, на месяц. Даже на один час, если ты будешь в Мадриде пролетом. Я тебя полюбила. Как жаль, что ты такой молодой, а я уже… Ты не смотри, что я такая прямая и строгая, я — просто Испанка. Можно я тебя поцелую?
Рони, который никогда не был бабником, вдруг с удивлением понял, что с Аной он потерял голову. Это было смешно и приятно. Он, конечно, все расскажет Лие. Жаль, что это будет не скоро и дыхание этого вечера невозможно передать словами. Лия умница, она поймет. Подъезжая к аэропорту, профессинальный разведчик высшей квалификации вдруг подумал: «Господи, когда же это кончится! Хочу домой, к жене и детям. Господи! Забери у меня всё, даже фотографию и пенсию! Ничего не хочу, только любви и покоя. Ты ведь один знаешь, как давно я работаю и сколько раз за многие годы отдыхал; вернее не отдыхал, а работал в полсилы.» Выйдя из такси, Рони инстинктивно, по всем правилам высокого профессонала остановился и стал неторопливо рассчитываться с шофером и искать глазами тележку, которая стояла сзади него. Так и есть: очень худой рыжий мужчина, которого он несколько раз видел в городе, вышел из машины и неторопливо пошел «по своим делам» с небольшим чемоданом на колесиках. А Вольф, ибо это был он, понял, что прокололся, но не расстроился, потому что его единственная цель состояла в том, чтобы «посадить» фотографа на самолет, а потом вернуться в город, где он по плану должен был ждать сигнала к началу операции. Не надо забывать, что в полном соответствии с планом операции Вольф и Рони ничего друг о друге не знали.
* * *
Мерилин очень хотела, но не могла понять, что ей можно и что нельзя делать. Связи с руководством не было и по плану не должно было быть до последнего момента, т. е. до начала операции. А она до сих пор не знала ни что, ни когда, ни где, ни с кем и уж тем более — зачем это «что-то» делать. Пока был Рони, было легче. Позировать фотографу — тоже работа, хотя по сравнению с «основной» работой — это просто прогулка по городу с соблюдением определенных правил приличия. Рони — замечательный человек: и в душу не лезет, и в постель не тянет, как многие его коллеги. И во время работы, и после работы — джентлемен, умница и… да, «весельчак». А теперь он уехал, Пико застрял в России и, судя по его рассказам, надолго. С Аной Мерилин прекрасно ладила, но нельзя было долго оставаться в Мадриде. Руководство запретило ей возвращаться до окончания операции не только к себе домой, но и домой по легенде. Тогда куда же ей перебраться, да ещё так, чтобы не обидеть Ану и не вызвать ничьих подозрений? Не то беда, что Мерилин начала скучать и по делу, и по Пико, а то беда, что ждать, и ждать, и ещё ждать — было тягомотно.
А вот Ана была счастлива. Сначала Педрунчик, которого она больше года не видела, да ещё со своей красавицей, которую она почти не знала и которая оказалась очаровательной умницей. Потом этот замечательный болтун Рони, который не ос´ыпал, а одарил её комплиментами так по-детски наивно и искренне, что Ана не просто поверила ему, но с радостным удивлением почувствовала себя молодой женщиной. Мужчины уехали, а ожидание счастья осталось.
— Пошли гулять, — предложила она. Мерилин удивилась: — Жарко очень. Может быть, попозже?
— А мы по магазинчикам пройдемся. По дорогим, с кондиционерами.
Мулатка засмеялась: — Это Рони, да? Конечно, Рони. Умница, очень искренний, порядочный и…
— И не бабник, — засмеялась Ана. — Потому я ему и поверила. Потому мне были приятны его комплименты. И в честь Рони мы сейчас пройдёмся по бутикам и вырядимся, как молодые влюбленные девчонки.
Вольф был рыжий, сутулый, с покатыми плечами и длинными руками. Из-за худобы и легкой, пружинистой походки казался очень высоким, но таковым не был. Его «деловые» недоброжелатели и потенциальные обидчики многократно убеждались в обманчивости невзрачной внешности: Вольф был сильный, умный, хладнокровный «одинокий волк». Но не убийца. Вернувшись в гостиницу, он принял душ, переоделся и пошел гулять, несмотря на сильную жару Надо было хорошо подумать и посоветоваться. Разумеется, с самим собой. А думалось ему лучше всего в окружении незнакомых людей. Именно тогда так необходимое и не угнетающее одиночество приходило к нему в гости и они вдвоём работали. Вольф машинально зашел в очень дорогой магазин и стал рассматривать уникальную, драгоценную, рассчитанную по его понятиям на идиотов некрасивую и неудобную одежду, обувь, безделушки; а уж шляпки-то! Ему было забавно-равнодушно видеть такое изобилие вульгарной пошлости. Но с другой стороны — это невольно наводило его на грустные мысли. Этот хладнокровный, рыскающий по всему свету одинокий волк, разведчик милостью божьей, любил не очень красивую и не очень молодую женщину, которая была замужем за его другом детства. Эта женщина была очень несчастлива в браке и хотела бы уйти к Вольфу, которого близко узнала 10 лет назад и почти сразу полюбила. Но — не могла, совесть не позволяла им соединиться. У его друга — её мужа был сломан в уличной драке позвоночник, он был прикован к постели и совершенно беспомощен. Вольфу 41 год, ей — 36. У неё двое детей, которые всё видят, понимают, любят Вольфа, любят маму, жалеют папу и никто не знает, что же делать. И всё это очень серьезно и печально.
Это — не выдумка. Мой старинный знакомый Виктор З. влюбился в свою однокурсницу, но она предпочла его друга, с которым уехала в Ленинград. Виктор ждал, изредка навещал её и друга. Внешне он был спокоен, как будто знал что-то такое, что никто знать не может. Через 20 лет его друг погиб в автомобильной катастрофе, Виктор женился на своей давней и единственной любви и «перевез» ее с взрослой, 18-летней дочкой, к себе в Москву. Он был откровенно бесконечно счастлив. Я видел этих женщин. Мама была похожа на беременную слониху и весила килограмм 130–140. Дочка была повыше и постройнее, но ненамного. Обе были улыбчивые, приветливые, красивые лицом. И это была семья, дружная и счастливая.