Три гранаты одновременно устремились к свой цели. Германцы, а это были именно они, ничего еще не поняли, как сзади раздались два выстрела. Буквально сразу же взорвалась граната перед грузовиком, вторая рванула рядом с кузовом, скользнув по его борту, и только последняя сработала, достигнув своей цели.
Вскидывая к плечу кобуру-приклад, Шестаков успел еще подумать о том, что нужно будет хорошенько погонять парней в метании гранат. А то возникает впечатление, что они в детстве в снежки не играли. Ну да ничего, придется вспомнить детские забавы, а не вспомнят, так в армии, как всегда, любое умение можно довести до совершенства через ноги или руки.
А вот додумывал он эту мысль, уже ведя огонь по разбегающимся от машины выжившим солдатам. Странное дело, но в ответ не прозвучало ни единого выстрела. Возможно, комендантская рота была собрана из вновь прибывшего пополнения. Иного объяснения тому, что солдаты разбегались и безропотно падали, скошенные пулями, у Шестакова просто не было. Так что ожидаемый им бой превратился в настоящее избиение.
Не прошло и минуты, как все было кончено. Шестаков глянул на свой «маузер». Хм. Затвор встал на задержку. Получается, он и не заметил, как расстрелял весь магазин. Постарался припомнить, как все происходило. Да нет, головы он не терял и стрелял строго прицельно. Даже точно помнил, что поразил четверых солдат. Просто и противник, и патроны как-то уж быстро закончились. А может, сказались дурные мысли, посетившие его непосредственно перед боем.
— Рябов.
— Я, ваш бродь.
— Добить всех. Никого в живых не оставлять.
— Слушаюсь, — тут же отозвался унтер.
Хм, а вот вольноопределяющийся Репин бросил на командира недовольный взгляд. Угу. Дай такому волю, так он еще и пленных начнет брать. Вот только отчего-то в эту дурью башку никак не входит то, что пленных они себе позволить не могут. Во всяком случае, не солдат, и уж тем более не раненых.
— Репин.
— Я, господин прапорщик.
Шестаков сделал выразительный жест, отдавая приказ. Молодой человек посмотрел на него с долей осуждения, а затем решительно выхватил нож Не нравится ему это, и он не собирался этого скрывать. Но и халтурить не станет, выполнит грязную работу без удовольствия, но добросовестно.
Нда. Вообще-то эта благородная прослойка в его подразделении уже начинает напрягать. Вот так глядишь, вроде бы уже перестали дурью маяться и взирают на мир вполне трезвыми глазами. А то вдруг находит на них что-то такое-эдакое, рыцарско-романтическое. И главное, вытравить из них это ой как трудно! Сказывается воспитание. Впрочем, воспитание очень даже правильное. Но для диверсанта подобные комплексы только во вред. Однако и отказаться от этих восторженных юнцов Шестаков никак не мог. Ему просто необходимы кадры с превосходным знанием немецкого.
А это еще что такое? Шестаков рванулся к легковому автомобилю, съехавшему с дороги и уткнувшемуся мордой в дерево. Удар так себе, машина практически не пострадала. Впрочем, ничего удивительного, сегодняшние автомобили по хорошей дороге едва могли разогнаться до пятидесяти километров в час. А уж по этой в лучшем случае километров двадцать держали. Конечно, для местных реалий скорость выше всяческих похвал, но только не на взгляд Шейранова, привыкшего к куда более быстрому ритму жизни.
— Как это случилось? — склоняясь над скрючившимся в рогалик Ильиным, спросил Шестаков.
— Когда Ларион стрельнул шофера, авто увело с дороги. Ну мы пока приноровились и догнали его…. Замешкались малость. Один из германцев уж больно шустрым оказался, успел пистолет схватить, и когда мы навалились, выстрелил. Выхода у меня другого не было, пришлось его того… Ножом. Но второго взял.
Молодец Началов, что туг скажешь. Несмотря на сложившиеся с Ильиным дружеские отношения, не кинулся на помощь к товарищу, а закончил дело. И даже сейчас все еще занят тем, что вяжет пленного. Шестаков даже не посмотрел в его сторону, а склонился над раненым. Нда. Плохая рана. В живот. Нужна срочная операция. Но к сожалению, они могут себе позволить пока только перевязку.
— Началов, закончил?
— Так точно.
— Давай сюда мой ранец. Живо. Потерпи, Илларион, ты же мужчина, солдат, а солдат должен быть стойким. — В ответ только стон, словно котенок обиженно пищит.
Началов обернулся быстро. Не успел Шестаков договорить, как рядом с ним опустился его ранец. Прапорщик извлек свою походную аптечку. Здесь с одноразовыми шприцами и уж тем более со шприц-тюбиками имелись определенные проблемы, так что приходилось обходиться по-другому. Он извлек стерилизатор, вооружился шприцем и ампулой с морфином. Не прошло и минуты, как сделал раненому укол.
— Так, сейчас ему будет полегче. Никита, наложи повязку.
— Слушаюсь, ваш бродь, — дернув кадыком, ответил солдат.
После этого он вооружился индпакетом и приступил к перевязке. Причем действовал предельно аккуратно, можно сказать, даже нежно. Вот так. Крестьянский сын и дворянчик, но война их сблизила и сделала друзьями. Началов вообще всегда и во всем проявлял заботу о парнишке. Так что ничего удивительного в том, что поднявший на него руку полковник оказался тут же убитым. Хорошо хоть…
— Вот это мы удачно сходили.
Шестаков ошалело смотрел на завалившегося на заднем сиденье офицера в генеральском мундире. Нет, он, конечно же, надеялся захватить какого-нибудь штабного, но чтобы вот так… Интересно, кого это им посчастливилось прихватить? Единственно, в чем уверен, так это в том, что перед ним не Макензен. Но однозначно кто-то очень важный. Интересно, если он так важен, то отчего тогда у него охрана такая несерьезная?
Вообще-то это как сказать. Территория полностью контролируется австро-германскими войсками. Про разведывательно-диверсионные группы тут пока еще слыхом не слыхивали. Партизан, как было в Великую Отечественную, нет и в помине, скорее уж, наоборот, вполне дружественная территория. Так что охрана очень даже солидная. И потом, ну не с ротой солдат ему ездить.
— Рябов.
— Я, ваш бродь.
— Живо организуй носилки для Ильина и для немецкого генерала. Некогда ждать, пока он в себя придет. Да и сомневаюсь, что его превосходительство сможет нормально бежать. А нам уходить нужно, и срочно. Давай поворачивайся.
— Слушаюсь.
Уже через две минуты группа бодро уходила в глубь леса, увлекая с собой носилки с пребывающим в наркотической эйфории Ильиным и обеспамятевшим германским генералом. В арьергарде двигался унтер Рябов с двумя бойцами. Случись погоня, а этот вариант Шестаков не отметал, им предстояло прикрывать отход группы. В принципе при наличии портфеля с документами прапорщик, не задумываясь, пустил бы генерала в расход. Ему его люди намного дороже. Но вот бросить Ильина он никак не мог.
По сути, сейчас Шестаков проходил очередной экзамен в глазах подчиненных. Он частенько повторял, что вера, его императорское величество и Отечество — это замечательно, но они сражаются в первую очередь друг за друга, и своих бросать — последнее дело. Он еще не знал, как будет вытаскивать парня за линию фронта, но точно знал, что оставит его только в самом крайнем случае…