Каждую ветку партизаны должны были заминировать в двух местах, с интервалом в пять верст. После чего, израсходовав весь тротил, выдвигаться к месту сбора. То есть сюда. И первые из них могли появиться совсем скоро.
А вот группе Шестакова их, пожалуй, не дождаться. Коль скоро фронт прорван, то и ему отсиживаться здесь незачем. Прорыв для его отряда — это как сигнал к началу второй части плана, подразумевавшей обзаведение транспортом…
— Господин капрал, ну что у меня не в порядке-то?
— Ты мне еще поогрызайся. Под трибунал захотел?
— Да за что под трибунал-то, господин капрал? У меня все бумаги в порядке. Снаряды я везу на передовую.
— Сказано тебе, съезжай на обочину. Живее, не задерживай остальных.
Добившись того, что бортовой «Опель» съехал на обочину, капрал подал знак следующей машине подъезжать ко вновь опустившемуся полосатому шлагбауму. Это был легковой автомобиль с каким-то артиллерийским полковником. Но бравый капрал и не думал пасовать перед большими чинами. Вот еще. Он при исполнении, тем более в такое непростое и горячее время.
— Янек, сопроводи этого недотепу к господину старшему лейтенанту, — передавая документы предыдущего водителя подчиненному, приказал капрал, после чего вытянулся и четко, словно на плацу, отдал честь. — Господин полковник, передвижной контрольно-пропускной пункт, капрал Ланге, прошу предъявить документы.
— Что случилось, капрал?
— Разве вы не знаете о подлом нападении русских партизан на штаб нашей армии?
— И что, вы хотите поймать их вот таким немудреным способом?
— Прошу прощения, господин полковник, я только выполняю приказ. Если же вам интересно мое мнение, то от нас было бы куда больше толку на передовой.
— Я вижу ты ветеран, капрал? — передавая ему документы, свои и водителя, поинтересовался полковник.
— Воюю с зимы пятнадцатого года, господин полковник, — быстро проверяя документы, ответил капрал, — и без ложной скромности должен заметить, господин полковник, воюю хорошо, — еще бы, награды на его груди говорили красноречивее любых слов. — Все в порядке. Еще раз прошу простить. Поднимай шлагбаум! — Это уже своему подчиненному.
— Я слышал о партизанах. Отъявленные головорезы. Поэтому если кому и охотиться за ними, то только таким бравым воякам, как ты, капрал. Так что просто делай свое дело!
— Так точно, господин полковник.
— Поезжай. — Это уже водителю.
Авто с открытым верхом тронулось, обдав капрала едким облаком отработанных газов. А тот, не отвлекаясь на такие досадные мелочи, уже подал знак следующему авто, в кузове которого сидели десятка два солдат. Правда останавливать его он не стал, приказав проезжать. Ну а как же иначе, коль скоро это эскорт этого самого полковника.
А вот следующий автомобиль, бортовой «Мерседес», был безжалостно остановлен, досмотрен и отпущен. Все. На полевом пропускном пункте опять наступило короткое затишье. Это же не шоссейная дорога, а объездная, оттого и движение здесь не столь уж оживленное.
— Что такой хмурый, капрал?
Шестаков, подошел к Ильину, разминая пальцы, как это, бывало, делали ученики в начальных классах. Ну помните — мы писали, мы писали, наши пальчики… и дальше по тексту.
— Да вот проехал полковник. Начальник штаба Пятьдесят седьмой дивизии. Его бы в оборот взять.
— Не дело, капрал, размениваться на зайца, если скрадываешь оленя.
— Так и заяц не помешает.
— Не скажи. Отвлечешься на зайца, вспугнешь оленя. Добыча явно неравноценная. Так что не жалей, все сделал правильно.
— Господин старший лейтенант, а это обязательно? — Ильин кивнул в сторону водителя «Опеля», которого закидывали в кузов.
Авто тут же рыкнуло двигателем, после чего, подпрыгивая на ухабах и гремя разболтанными бортами, двинулось по едва заметной стежке за густой ельник. Шестая машина по счету. Еще столько же — и будет полный комплект. Сейчас с нее сбросят ящики со снарядами, закинут подальше взрыватели, сменят опознавательные знаки, и авто готово к дальнейшему использованию.
Вообще-то Шестакову было без разницы, какие марки машин «задействовать». Лишь бы одинаковые. Это вызовет меньше подозрений. А то разномастный транспорт в одном подразделении как-то не совсем правильно. Не по-военному. В армии оно ведь как — хоть и безобразно, зато единообразно. Но случилось так, что первыми им попались сразу два «Опеля». С этого, собственно, и началось.
— Никак не привыкнешь? — смерив подчиненного внимательным взглядом, поинтересовался Шестаков.
— Да я все понимаю. Но… Не могу я вот так… Как баранов.
— Спешу тебя успокоить, они получают честную пулю из «нагана». А что до самого факта… Глупо задавать вопрос, на который и так знаешь ответ. А я тебя всегда держал за человека умного, Илларион. Хотя и соглашусь, противное занятие. Но ведь ты не ушел, когда я тебе предложил.
— Не ушел.
— Значит, понимаешь, что кто-то должен делать и эту грязную работу.
— Противно, Иван Викентьевич.
— И это хорошо, дружище. Было бы куда хуже, если бы тебе это начало нравиться. А так… Закончится война, переболеешь и пойдешь оканчивать университет.
— Ну уж в армии не останусь, это точно.
— Вот и ладно. Ну что же, передохнул, пора опять браться за писанину, чтобы комар носа не подточил.
Шестаков хлопнул Ильина по плечу и направился в палатку импровизированного пропускного пункта. Там для него был устроен стол, на котором он развел свою канцелярию. А то как же, разъезжать по дорогам с настоящими, а не липовыми патрулями без должных документов чревато, знаете ли. А путь им предстоит неблизкий.
Вообще-то он мог огорчить молодого человека. Если в русской армии хоть кто-то мог делать хоть какие-то выводы, а таковые лица здесь все же имелись, то демобилизация Иллариону не грозит. Как, впрочем, и остальным шестаковским партизанам. Разве только после того, как их опыт будет из них выжат досуха. Да и то сомнительно. Кого пряником, кого кнутом, но на службе оставят всех, кто переживет эту войну. Если же нет… Ну, тогда в российской армии служат поистине настоящие вековые дубы.
К вечеру странный контрольно-пропускной пункт с отделением солдат пропал. Вот так. Был, а теперь не осталось и следа. Ни шлагбаума, ни палатки, ничего. Разве только кто-то озаботился бы специальными поисками. Тогда неподалеку, за густыми елями он обнаружил бы сброшенный с автомобилей различный груз. Причем явно не хлам. А еще свежий холмик братской могилы с обычным крестом из пары жердей. Типичная, в общем-то, картина для военной поры. Но с другой стороны, достаточно странная. Хотя бы потому, что здесь не было боев. Во всяком случае, пока…
— Братцы, я не мастак говорить красивые и зажигательные речи. То, что мы собираемся сделать, еще никто и никогда не делал. Но ведь нам не привыкать удивлять народ, не так ли? Мы знаем, что способны на многое, и сейчас нам необходимо просто выполнить свою работу. Да, будет немного непривычно, потому что нам придется забраться в тыл врага так глубоко, как мы еще не забирались. Да, риск оказаться в лапах австрияков очень высок. И да, нас не станут расстреливать и уж тем более отправлять в лагерь военнопленных. Если мы попадемся, то каждого из нас повесят. Лично я верю в то, что дело того стоит, а потому не отверну. Если кто-то из вас решит отказаться, я его пойму и ни в чем не стану винить. Со мной пойдут только добровольцы.