– Ася, – решительно начал он, усаживаясь на волокушу и поливая себе голову водой из фляжки, – потрудись объяснить мне, что ты здесь делаешь и почему этот мальчик с тобой? И куда вы меня, собственно говоря, тянете? Говори, иначе с места не сдвинусь!
– Так ведь издалека придется начать…
– Ничего, я не тороплюсь.
Оболонская вздохнула, посмотрела на пацана, потом куда-то в небо, подумала и стала рассказывать:
– Здесь, на каторге, у людей много времени на то, чтобы осмыслить свою жизнь. Сутками сидя с иголкой в руках, я все жалела себя и мужа своего покойного, и Николеньку жалела, а потом поняла – эта жалость меня только разъедает изнутри. Жалость и чувство бессилия от того, что мой сынок от меня так далеко, а я ни пряничка не могу ему прислать, ни весточки. И я решила – чем себя изводить, займусь каким-нибудь полезным делом. Тут как раз эта история приключилась с мальчишкой… Слух прошел, что у нас рядом со школой поселился некий весьма ценный ребенок с двумя японцами. Потом Япония объявила за этого мальчика награду – деньги и свободу. На каждом углу об этом кричали, живым, мол, или мертвым. Если мертвым, правда, тогда меньше денег…
На этих словах Родин нахмурился, а Оболонская густо покраснела и быстренько уточнила:
– Мне это все Вадя Казачков рассказал, ты не думай, я здесь не из-за наживы! Само собой, все переполошились – такие деньжищи! Ромаша Мезольцев, этот ушлый охотник Сила и Ревень первыми в стойку встали, а за ними и все поселенцы – от самых никчемных до самых отъявленных. Тут же кто-то припомнил, что видели мальчишку с двумя мужчинами в обгоревшем домике на отшибе. И представь себе, в одну секунду весь этот сброд поднялся и, наступая друг другу на пятки, устремился туда. Страшно представить, что было бы, если бы япончик оказался в том доме… Они бы перегрызлись! Но мальчишки и след простыл. А вместе с ним пропали и его няньки. Ушли алчные людишки с пустыми руками, злые и недовольные. Меня же как раз в тот день за ягодами отпустили, я мимо проходила, видела это свирепое стадо, которое из домика прямиком в лес направилось…
Ася поежилась и оглянулась на мальчишку. Тот не проявлял никаких признаков беспокойства, явно не собирался сбегать и вообще выглядел очень умиротворенным. И Оболонская продолжила:
– Я тоже пошла в лес. Думала найти этих мужчин с ребенком первой и предупредить их о том, что на них началась нешуточная охота, но не успела – прямо при мне на них напали. Была ужасная бойня, их били чем ни попадя, все кричали, такая суматоха… А я в овраге спряталась и видела оттуда, как мальчик в этом бедламе затерялся и убежал. Смотрю – скачет, как козлик, прямо на меня, и так он в этот момент на Николеньку моего был похож, у меня аж сердце сжалось… Коленька-то в бабушку пошел, татарскую княжну, глазки такие же раскосенькие… Эти все стреляли и стреляли, и уже совсем рядом с мальчиком пули свистели, так что я его за ноги стащила к себе в овраг и телом своим прикрыла. Сверху мы еще лапником обложились, так и переждали, пока все не кончилось.
– Как же они вас не заметили?
– Сама не понимаю, Георгий, но только в этот момент я почувствовала такую благодать, словно не в овраге лежала, а на цветущем лугу… и не с японским мальчиком, а со своим сыночком. Так мне стало хорошо и бестревожно, что даже вылезать оттуда не захотелось. После такого я, конечно, этого мальчишку отпустить никак не могла. Но что же мне было с ним делать? Забрала к себе, на каторгу, никому не сказала, прятала его ото всех, тайком еду носила. Хотя ел он очень плохо. За весь день дай бог чтобы пару травинок сжевал, зато чай любит. Может очень долго с кружкой сидеть, смотрит в нее, смотрит, отопьет глоточек и дальше глядит, будто какие-то письмена читает на дне…
– И что же, – изумился Родин, – неужто никто не заметил, что ты целого человека укрываешь?
– Как не заметить? Заметили все бабы, но смолчали. Тут, на Сахалине, такой закон, что беглых принято покрывать. Хоть и не любят они меня, чистопробные каторжанки, но язык держали за зубами, потому как знали: кто беглого выдаст, сразу с жизнью попрощается.
– А чего твой беглый молчит все время?
– Он немой. Немой, но все понимает. И очень умненький! Представь только, каждый раз он чуял, когда ко мне с проверкой надзиратели нагрянут, и всякий раз перед этим убегал в лес. Я сначала переживала, за ним кидалась, но потом поняла – это он только на время проверки сбегает. Переждет там денек и возвращается ко мне. Золотце мое! – Оболонская с нежностью погладила мальчика по голове и затихла.
– А кто на них напал, ты видела?
– Я не видела лиц и имен никаких не слышала, но сделать это мог кто угодно. Сам мальчик, как ты понимаешь, мне рассказать не может, пишет иероглифы, ручками показывает, но я понять не могу. – Она вздохнула. – А мне тогда в лесу так страшно стало, когда пальба началась, что я сразу спряталась. Недосуг мне было бандитов разглядывать, да и все они на одно лицо – злые, страшные, немытые. Благородные вроде тебя разве будут на ребенка охотиться, чтобы затем его продать?
Тут Родин вспомнил, что на самом деле и его в каком-то смысле можно назвать одним из охотников на ребенка, а из-за последней телеграммы Бориса ситуация и вовсе стала какой-то неудобной: найди, мол, япончика, приведи на площадь… Почему на площадь? Думать и анализировать в состоянии крайнего истощения и с сотрясением мозга у Родина получалось плохо, и он продолжил свой пристрастный допрос:
– Ну а сейчас-то вы как в лесу оказались?
Оболонская посмотрела на него внимательно и категорично заявила:
– Тебя пришли спасать.
– Меня?! От чего же?
– Вадя Казачков заявился ко мне с гостинцами, звал в сожительницы. И так, и этак меня уламывал, платок пуховый подарил, ручки целовал. И ненароком проболтался, что Сила и Ревень с тобой в лес собираются – за мальчишкой. У меня сердце екнуло. Одно дело – если бестолковые каторжники будут по лесам плутать наугад, другое – такие опытные мерзавцы. Сила этот лес знает как свои пять пальцев, все грибные места, все медвежьи берлоги, каждую травинку. Ревень тоже тот еще пройдоха, про него всякое говорят, но одно я знаю точно: ему лучше дорогу не переходить, съест и не подавится. – Ася плотно сжала губы. – Ты же, Георгий, совсем другой породы. Тебе с такой компанией оказаться в лесу – верная погибель. Я поняла, что эти душегубцы тебя попросту используют и убьют. Зачем с тобой барышом делиться за пацана, правда ведь? И ведь как в воду глядела – тут такая страшная бойня была! Мы видели, как один беглый двух других разметал по поляне, будто матерый волк зайчат, остались от них только окровавленные шкурки. А потом ваша троица появилась, и началось невообразимое побоище – Сила с Ревенем, как мальчишку заметили, совсем человеческий облик потеряли, разве что бешеная слюна из их поганых ртов не капала. – Ее передернуло. – Они, понятное дело, сначала решили беглого пришить, который за пацаном погнался, ну а потом уже, наверное, стали бы между собой разбираться, кому награда за ребенка достанется… Да вот только Сила стрелял не в арестанта, а в мальчика. Мертвым его, стало быть, властям Японии сдать хотел. Старый охотник, видно, понял, что ребенок слишком шустер, убегает ото всех, и решил таким образом подстраховаться…