Каннуси, вероятно, сильно удивился, если бы узнал, что его избранный разговаривает с матерью не только в святилище, читая песочные рисунки, но и у озера, разглядывая облака или наблюдая за волнами. В одиночестве, без довлеющего бремени избранности, мальчику было интереснее разгадывать послания богини. Здесь она была с ним по-матерински ласкова и иногда просила прощения, что не может показаться сыну.
Если бы сейчас семилетнего Кинтаро спросили, с чего началась его жизнь, то он вспомнил бы, как четыре года назад его впервые привели в комнату для занятий. Мальчик замешкался на пороге, не торопясь входить в незнакомое помещение, и получил толчок в спину от стоявшего сзади каннуси. Ноги Кинтаро заплелись, он упал и больно ударился. Собрался было разреветься, но услышал тихий смех белобородого и передумал. Его усадили за низенький столик, положили перед ним лист бумаги и карандаш. Все еще обиженный, он смял бумагу и кинул ее на пол. Каннуси молча положил перед ним новый лист. А когда мальчик захотел смять и его, бамбуковая палка белобородого обожгла его спину.
Каннуси терпеливо занимался с ним по нескольку часов в день. Если у того что-то не получалось, он говорил:
– Пробуй еще раз. И потом снова, пока не сделаешь. Избранный не останавливается на пути к цели. А цель его – совершенство. Всегда. Везде. И во всем.
Бамбуковая палка все реже и реже шла в ход. Мальчик оказался способным и любопытным. К четырем годам он научился читать и писать, освоил арифметику. К пяти изучил историю Японии и поэзию великих воинов, которые считали, что боевые искусства – это правая рука, а поэзия – левая. Белобородый, давший однажды своему ученику задание самому сочинить хокку, был несколько озадачен, когда прочел творение Кинтаро:
Осень едва замечает,
Как зима листья крадет.
Что же крадут у меня?
А потом Кинтаро познакомился с сэнсэем Изаму. Однажды белобородый позвал мальчика к себе в комнату и представил ему этого ронина с неподвижным лицом.
– Отныне тебя также будет обучать и он, – сказал каннуси, слегка нервничая. И, отвечая на молчаливый вопрос Кинтаро, добавил: – Тому, чему не смогу обучить тебя я.
Кинтаро поклонился, гадая, что за науку будет преподавать ему новый учитель.
Утром Изаму появился в его комнатке, схватил еще не проснувшегося мальчика, отнес к озеру и бросил в холодную воду. Кинтаро и сам потом не смог бы объяснить, как ему удалось выплыть. Видимо, еще сонный мозг не успел дать команду запаниковать, а умное и находчивое тело все сделало само. К следующему разу, как ему казалось, он был готов. Изаму дотащил его до берега и, перед тем как кинуть, быстро и крепко связал мальчику ноги веревкой. Еще не коснувшись поверхности озера, Кинтаро понял, что непременно утонет. Но вода вытолкнула его, и он увидел на берегу Изаму, безразлично смотревшего на него. Кинтаро охватила первая в жизни ярость. Он изо всех сил заработал руками, но связанные ноги тянули ко дну. Дернув ногами раз, другой, мальчик сообразил, как ими правильно двигать, чтобы они помогали, и вскоре выполз на берег. Когда он смог оторвать голову от песка, Изаму на берегу уже не было. В тот же день Кинтаро сам пришел к озеру, разделся и, фыркая от холода, зашел в воду. Она показалась ему совершенно другой, не такой, как утром. Он нее веяло дружелюбием и спокойствием. Мальчик оттолкнулся от дна и поплыл, сначала нервно, а потом все увереннее и увереннее работая руками и ногами.
Изаму пришел поздно вечером, сказал, что они с Кинтаро отправляются на прогулку, и велел собираться. Позади ронина переминался с ноги на ногу белобородый и как-то напряженно смотрел на мальчика. Кинтаро догадался, что больше его не будут швырять в озеро, спокойно оделся и вышел с Изаму на улицу. Дул слабый ветер, луна пряталась за густыми облаками. Ронин и мальчик вышли за территорию монастыря и направились куда-то вдоль речки, впадающей в озеро. Стемнело, но Изаму шел уверенно, словно при свете дня. Его ноги, обутые в соломенные сандалии на кожаной подошве, бесшумно ступали по земле. Кинтаро несколько раз споткнулся о кочки, а потом стал стараться идти след в след Изаму. Когда тот резко остановился, мальчик налетел на него.
– Пришли. Здесь, – сказал сэнсэй не оборачиваясь.
Кинтаро огляделся. Раньше он никогда не бывал на кладбище. Лишь пару раз помогал старой мико ухаживать за несколькими могилками бывших священнослужителей на дальнем дворе монастыря. Там, куда они пришли, показавшаяся из-за туч луна освещала добрую сотню могил – небольших ям, обложенных белыми плоскими камнями. Посреди каждой ямы торчала доска чуть выше самого Кинтаро. На досках были написаны имена. Он стал их читать про себя, но услышал голос Изаму:
– Это твой пост. До восхода солнца. Сбежишь – пожалеешь. Все.
Кинтаро повернулся на голос сэнсэя, чтобы спросить, зачем тот на самом деле привел его в это странное место. Однако Изаму исчез, словно его здесь и не было. И мальчик вдруг подумал, что это не Изаму, а призрак привел его на кладбище, а потом растворился в воздухе.
– Мама! Мама! – мысленно позвал мальчик, не понимая, к кому он обращается – к богине или молодой мико.
В ответ раздался приглушенный хохот то ли птицы, то ли зверя. А может, это смеялся тот призрак, который привел его сюда. Частокол надгробий подрагивал в желтом лунном свете. Кинтаро стала колотить дрожь, удары сердца отзывались во всем теле. Он обхватил себя руками. Присел на корточки, не в силах больше стоять на трясущихся ногах, и опустил голову. Теперь перед глазами находился только маленький кусочек земли, и можно было представить, что он сидит во дворе монастыря. Сейчас старая мико позовет его ужинать…
Но какая-то сила заставила его поднять голову и снова посмотреть на надгробия. Они изменились. Стали шире и объемнее. И, казалось, иероглифы на них ожили и стали шевелиться. Будто мертвецы решили поговорить с ним. Кинтаро учащенно замотал головой, словно пытаясь ответить, что он не хочет ни с кем разговаривать, а хочет очутиться у себя в комнатке, пусть его хоть каждый день бросают в озеро.
Он вспомнил рассказанную старой мико легенду о Кинтаро. Настоящем, взрослом – бесстрашном непобедимом воине. Тому пришлось сражаться с тысячью мертвецов, которые вылезли из своих могил по велению злого колдуна. Кинтаро истратил все стрелы, затупил об их кости оба своих меча и принялся разрывать мертвые тела руками. А когда, истребив всю заколдованную армию, добрался до самого колдуна, то пробил его грудь ударом кулака и вырвал черное, как земля, сердце.
Мальчик беззвучно заплакал, понимая, как жестоко было называть его, беспомощного, этим именем. Что он может сделать? У него нет ни силы, ни доспехов, ни храбрости настоящего Кинтаро. Убежать домой? Даже если он бросит пост и найдет дорогу назад, Изаму сделает с ним такое… Ну и пусть делает все, что хочет! Лучше он, чем мертвецы. Мальчик вскочил на ноги с твердым намерением бежать в монастырь. Он набрал полную грудь воздуха и внезапно у него в голове закрутились слова, строчки и мысли. Они полностью заняли его разум и стали важнее всего на свете. Кинтаро забыл, что находится ночью на кладбище, один и далеко от дома. Он стал шевелить губами, приручая вертевшиеся на языке слова. Их, казалось, ему подсказывал сам великий воин Кинтаро. Через несколько минут мальчик написал своим посохом прямо на могильной земле: