– Перецепи карабин.
– Не могу.
Софи не сразу пришла в себя. Куда не глянь – чернота. Под нею Земля рисованной декорацией. Эффект сферичности: горы, реки, моря разлиты на «глобусе»… Безмолвие… Кисти устали… Состояние, как перед парашютным прыжком. Но прыгать нужно. Иду.
– Близнецы, – прорезался Жан. – Пятнадцать минут до сеанса, а вы толчётесь у люка. Докладываю, возмущения погашены, держу ориентацию. Напоминаю, направление луча на край солнечных батарей по четвертой плоскости.
– Иди. Не сюда, по теневой стороне. Вправо. Где твоя правая рука?
Казалось, Софи забыла обо всём на свете и где её правая рука? Из-за спины её выплывали Канары, распластавшись на шаре стадом плывущих слонов.
Умом Софи отлично всё понимала, но руки не слушались. Она точно прилипла к скале. Руки болят, нос чешется. Стекло скафандра запотело. Теперь она – совершенно слепа.
– Ладно, стой в якоре. Давай зеркало… Отцепи карабин. Да, не через эту. В другую сторону …
– Осталось семь минут.
– Хорошо, Жан.
– Опять стала видеть. Что делать мне?
– Помолчи, Софи.
– Там дальше к РО обшивка оборвана, и точно парус хлопает, а подо мной Средиземное море – по шару синим мешком.
– Софи, помолчи. Жан, градусов на тридцать доверни по рысканию. Я зеркало к поручням фалом привяжу.
– Да… Видно пока по Земле. Доворачиваю. Потемнел уже итальянский сапог, но вижу хорошо. Направление – на край солнечных батарей к «Кванту»… Текст подскажи: точка, точка, тире и так далее. Всё вылетело из головы. Софи, поправь фал. Подергай его, может в фиксаторе застрял. Да, не свой, мой. Силовой, длинный, с тросом.
– Красиво как… Солнце заходит. Фиолетовая земля, побежали закатные тени по земле.
– Софи, замолкни совсем.
– Начинаем. Подсказывай, Жан. Хуже видно. Держу направление к «Кванту».
– Да, к «Кванту».
– Давай, диктуй. Я как попугай, повторю.
Оставаясь на местах, они вошли в тень. Переждать тень и вернуться в станцию на свету – такова логика работ. Удалось что-нибудь? Не им судить, остается только надеяться.
По визиру Жан контролировал ориентацию даже в тени. Хорошо освещены контуры средиземноморья. Находясь на свету, Сергей несколько раз просигналил «зайчиком»:
«SОS, SОS. Мы на станции „Мир“ – Мотин, Эдери и Пикар. Живы, здоровы. Ждём связи и помощи. Не имеем радиосвязи и транспортного корабля. Всем, кто принял, спасибо, и сообщите в Москву».
Они ждали рассвета. Под ними проплывала Земля. Красивая, в ночных огнях. Над Монголией сверкала гроза. Плоскости солнечных батарей отражали свет словно экраны фотоателье. Темнота кругом, как за городом, когда выйдешь ночью, оставив открытой дверь, и она в темноте светится. Так смотрелись теперь иллюминаторы станции и подсвеченный люк.
– Как вы там? – спрашивал Жан.
– В темноте свободно можно работать. Особенно при луне… Слушай, Жан, а не посигналить нам и на восходе? Где мы встречаем восход?
– Сейчас посмотрю. Справа по полёту – Австралия, а потом Новая Зеландия. Гибриды – прямо под нами.
– Ты держи станцию.
– Я ничего не вижу. На Земле ничего нет. Может, это облачность? Попробую по Новой Гвинее. Интересно, отчего здесь всё новое: Новая Гвинея, Новые Гибриды, Новая Каледония… Ты что замолкла, Софи? Ты разве здесь не была?
– Нет, Жан.
– А теперь, выходит, побывала… А мыс Горн вместе посмотрим из станции… Что, Софи, очень вначале перепугалась?
– Жан, я и сейчас дрожу, а тогда показалось – словно в колодец проваливаюсь и подвешенной на фале вишу. Ничего не слышу, ничего не вижу, запотело стекло. Пропала, думаю. И мысль пришла, а, может, чтобы не мучиться, отцепиться и разом.
– Вот и выпускай тебя. Разом. Образцы не забудь и микрометеоритные пластины.
– Жан, Жан, а заход у нас где?
– Над океаном. Сергей, ресурс у вас на пределе.
– Ты нас не запугивай. А знаешь, Жан, я твою Бретань разглядел отсюда. Она похожа на орла и орлёнка, выглянувших из гнезда.
– Орлёнок – не Бретань. Нормандия.
– Ну, всё равно. А орёл с раскрытым клювом и с языком, и я вспомнил, как ты о Бретани про рыбный рынок рассказывал…
– А Софи трещала, как пулемет.
– Так меня над миром несло. Ощущение – непередаваемое.
– И не только над миром. Тебя во всех отношениях несло. Мы можем с тобой «на ты»?
– Можем только на время выхода, Жан.
– Ты учти, что я могу тебя обратно и не впустить. Это понятно?
Этот день был ужасно нудным – бесконечной цепочкой докучливых дел и неважного настроения. Всю неделю за выходом в открытый космос практически наблюдений не было. Океан и сплошные облака на освещенной части орбиты. В отсеках – ровная температура (двадцать градусов), стандартные атмосфера и влажность, заведенный распорядок дня и почему-то ужасное настроение.
С утра – влажная уборка, но и она не успокаивала. Надежды на контакт с Землей и на её ответ таяли, и наступило смутное состояние, когда тянет в сон и голова тупеет, и лучше поспать, но сна нет и всё раздражает – звуки, голоса, запахи.
И на Земле бывают такие дни, когда в утреннем автобусе раздражали резкие звуки и высокие женские голоса. Но на Земле из всего был элементарный выход – уйти в хвост автобуса, соседствуя с незнакомыми пассажирами и вынужденной тишиной, или просто выйти. А тут никуда не денешься. Собери хоть галантных рыцарей, помести их в банку (космонавты так называют станцию между собой), и посмотрим, что из этого получится?
Но почему, как выражаются русские, именно сегодня «нашла коса на камень»? Должно быть, силы исчерпаны. Тогда опять-таки «всякое лыко в строку» по русской поговорке. Всё на тебя влияет и выбивает из колеи. Точно ты – пылинка и несёт тебя и нет сил противиться.
Как скованные цепью гребцы они пустились в плавание через океан. Гребут, гребут, борясь с течениями. Изнурён экипаж. Неопределенность больше изматывает, чем недоедание. К тому же у Софи обнаружился «комплекс зайца», будто путешествует она за чужой счёт. Ей достался чей-то билет из толпы провожающих. И космос, по большому счёту, не для неё. Эта великая бесконечность не позволяет солгать, слукавить, хотя понимаешь это не сразу.
Но наступило время сказать себе «стоп». Пропала уверенность, стало разное мерещиться: то увидела в океане «ступеньку» воды, то обнаружила обнажившиеся подводные океанские хребты. Правда, сегодня подобное ей не грозит. Сплошная облачность.
Облака, облака. И что с того? Жан совсем не скучал, наблюдая облачность. Может, это из детства, с разглядывания обоев на стене, когда в путанице повторений находишь особый узор.