А когда он не остановился, она сказала отчужденно:
– Самое ужасное, когда не верят. И эти шутки о любви и о любовниках.
– Тогда вам нужно спешить.
Она удивленно подняла брови.
– С любовником. Чтобы не было лишних разговоров.
Она принужденно рассмеялась, а он оборвал разговор, и она благодарно улыбнулась.
Они расстались в десятом часу, договорившись встретиться завтра.
Работы в СКБ «Геофизика» было немного. Написали протокол. Уговорили его поприсутствовать на текущих испытаниях, но забарахлила барокамера. Что же, он подождёт. Ему самому были нужны совсем иные датчики, что из подольского КБ “Физприбор”. Они нужны для подтверждения икс-источника, всем управляющего. На все объекты, которых коснётся его рука, он поставит детекторы и добьется своего. Он поставит их любым путём, во что бы то ни стало.
Да, ему подфартило в том, что исчезла конкуренция. Повезло. Физики успокоились, ставят свои детекторы на “Космосы”. С “Космосами” для них поспокойней. На них они сами себе хозяева, а на межпланетных станциях теперь хозяином он.
В редакции он получил удостоверение с шапкой еженедельника, в котором говорилось, что Мокашову Б.Н. поручается подготовить материал с конгресса по автоматике. В бюро пропусков ему выписали пропуск, и oн толкался в вестибюле, знакомясь с расписанием конгресса.
У участников конгресса оно было в книжках с изящными пластмассовыми переплетами. А у общих щитов толпились командированные на конгресс, пронырливые аспиранты и вездесущие студенты.
Тут же продавали чешское и польское пиво, бутерброды, сигареты и конфеты. В изящных костюмах с белыми полосками на лацканах пиджаков, на которых были написаны фамилии и страна, ходили участники. Они говорили, знакомились, улыбались и читали плакаты на стенах: о банкете, о вечере молодых учёных, о возможности взять на прокат на дни конгресса "Москвич" или "Волгу", десятки подобных объявлений. При открытии конгресса фотографы по квадратам снимали зал, и каждый участник мог выбрать ту фотографию, на которой был он сам. Фотографии висели на стенде под двузначными номерами, и при покупке нужно было назвать номер.
Мокашов походил, потолкался, ошеломленный пестротой толпы, ослепленный ярким светом люминесцентных ламп, подумал, на что ему сходить? Доклады шли одновременно во многих аудиториях. Он опоздал на один, не нашел аудитории, где начинался другой, плюнул и решил сначала выполнить просьбу Пальцева.
Он разыскал пресс-центр, располагавшийся в двух маленьких комнатках, почитал материалы, выпущенные к открытию конгресса. В это время все зашевелились и начали занимать места. Начиналась ежедневная пресс-конференция. Приглашенные сели за стол, а журналисты в кресла вдоль стен, появились микрофоны и магнитофоны.
Молодой улыбающийся симпатичный человек за столом оказался американским профессором, доложившим на конгрессе интересные результаты, а хорошенькие девочки рядом с ним – переводчицами – студентками МГИМО.
Всё, что излагалось на пресс-конференции, говорилось в такой дурацко – популярной манере, что Мокашов непрерывно морщился. А остальным, видимо, и это казалось сложным, и они задавали совсем идиотские вопросы. А когда, желая разобраться, стал спрашивать Мокашов, разговор затянулся и стал неинтересен для всех. На него зашикали, и руководитель пресс-центра вынужден был прервать разговор.
– Тут толку не будет, – решил Мокашов и, не дожидаясь конца пресс-конференции, выскользнул из комнаты. Спускаясь по лестнице, он вдруг увидел Викторова, разговаривающего у книжного лотка, и повернул обратно: “Недоставало, чтобы его здесь увидели”.
Он ещё повертелся на конгрессе, непрерывно оглядываясь и опасаясь нежелательных встреч. Затем решил: "Хватит. Проще отыскать что-нибудь в библиотеке".
Почему ему не нравится конгресс? Может, он не создан для вторых ролей? И отчего он должен опрашивать американского профессора, а не наоборот? Так ведь в библиотеке тоже советуешься, но с ушедшими, а это совсем иное дело.
В научный зал Ленинской библиотеки ему удалось пробиться с трудом. Он показывал и командировку и удостоверение газеты. Затем выстоял очередь к гардеробу, пока не освободится место.
– А папочку не сюда, – протянул номерок ему гардеробщик, фамильярно улыбаясь. Никому он так не улыбался, ни одному из стоявших перед ним. "Это потому, что вида у меня нет, – подумал Мокашов, – и важен вид". Он выстоял очередь поменьше, сдавая папку. Затем с временным пропуском подошёл к столику дежурной и получил контрольный листок – временный документ этого книжного государства.
И уже на лестнице, опускающейся беломраморным водопадом, стесненным серым мрамором сверкающих стен, он поразился обилию сосредоточенных, углубленных в себя людей: лысых и длинноволосых, простецких и замысловатых с виду, шествующих с кипами исписанных бумаг или с крохотными листочками заказов.
"Кто они? Ученые или чиновники? Мелкие соискатели высоких степеней? Или безымянные двигатели науки?" Они быстро перемещались по переходам, избегая столкновений, были в свитерах, жилетах, чопорных костюмах. И вся эта масса людей действовала на него подобно плакату, указывающему на тебя пальцам, с какой стороны ты бы ни шёл.
"Все – таки – здорово, что у меня есть цель и такая важная работа, – подумал Мокашов. – Есть ли у кого из них подобная идея? И зачем он связался с этой дурацкой статьей?"
В конце каталога периодики он разглядел указатель авторских статей и из любопытства посмотрел на себя. Его единственной собственной статьи в перечне не было. Тогда он посмотрел на соавтора, потому что подмахнувший её перед публикацией доцент внёс в неё лишь одно изменение – поменял места авторов, поставив первым себя.
И его фамилия в сноске статьи, отпечатанная на стандартной карточке, влила в него дополнительные силы. Роясь в каталоге, наткнулся он и на статью Левковича "Уравнения типа Вольтерра", решив посмотреть при случае. Но сначала отправился в подсобный фонд читального зала номер два. Уравнений в частных производных занимали две длинные полки стеллажа. Он полистал монографии, справочники, ища законное место уравнений, но ничего похожего сходу не нашел. Статью Левковича могли принять заказом только на завтра, и он махнул рукой, попробовал отыскать что-нибудь для Пальцева.
Он представит не куцее сообщение с конгресса? Он напишет собственную статью. И есть о чём. О том, что волнует пока лишь только его. О таинственном источнике, что скоро взволнует всех. Кто узнает об этом раньше, становится повелителем мира. Нет, рано ещё писать об этом. Он напишет иную статью. О пневмоавтоматике. С интригующим названием "Пневматический мозг".
Он не мог, впрочем, удержаться. Заказанные книги стояли стопкой на его читательском столе, и он с удовольствием стал их листать. Безбрежная масса фактов. Периоды в 11 лет и 22 года… чередование суровых зим и оттепелей… Авторы связывали с числами Вольфа даже мирные договоры и смягчение нравов общества. Он рылся в источниках, смотрел замеры параметров солнечного ветра, а в голове всплывая кружились вчерашние фразы Инги и её смеющееся лицо.