Кого сегодня удивишь эмиграцией! Соотечественники теперь рассеяны по свету, и где их только ни встретишь. Но коренная наша особенность в том, что мы прибыли сюда семидесяти лет отроду, говоря языком термодинамики, отработанным мятым паром.
Ах, сколько соотечественников рассеялось по свету! Удачно схваченное Ларуссом изображение летящих по ветру семян одуванчиков может стать их символом. Ветер перемен теперь несёт их через океаны во все освоенные человеком страны. И надо сказать, везде, где нас до этого не было, научились прилично жить, и захотелось этим воспользоваться.
Никому не хочется считать себя вышедшим в тираж, выброшенным в треш, хотя и есть повод. Хочется найти дело по плечу, и совсем шикарно, если оно требует не сил, а творчества. Творчество манит к себе в любом возрасте. Но сначала следует подумать о другом: на что здесь жить? Человек ведь должен пить, есть, спать не под мостом, словом, существовать на достойном уровне. А хватит на это сил? И это вечный вопрос.
Нужно признать, что время творческих порывов для меня закончилось, и я с недоверием вспоминаю дни, когда действительно хотел что-то открыть и изобрести. По мнению жены, я, наконец, стал вполне «нормальным человеком», хотя теперь мне явно не хватает всего этого, а «нормальное», по-моему, серая обыденность, без эмоций, волнений и страстей, похожая на смерть наяву.
Здесь я чувствую себя инопланетянином, прибывшим на неведомую Землю, готовым ко всему. Неважно владея языком, с иным опытом жизни, я с удивлением оглядываюсь. Меня поражает здешняя красота, возможности люфта в отношениях с людьми и безразличие государства. Оно обо мне позаботилось и полностью обеспечило, а дальше плыви, как хочешь. На каждом шагу поражает чистота улиц, ухоженность, мелкие удобства.
И рядом другой мир, мной не познанный, со своими вопросами, языком, общением по правилам политкорректности – улыбкой, вежливостью, уступчивостью. У пришлых людей здесь свои улицы, с таким же изобилием транспорта, порядком и благоустроенностью. С такими же, и всё-таки не такими. Они ниже уровнем, тесней и неустроенней. И это заметно, хотя по большому счёту трудно сказать: плохо это или хорошо?
Конечно, мы бы ко всему приладились. И с языком… Ведь даже у собак есть свой собственный. Они используют язык жестов, виляя хвостом. И где-то в нашем подсознании присутствует простая мысль, что именно язык – и есть та цепь, что способна нас вытащить. Мы бессознательно хватаемся за неё.
Сначала мы обучались языку в церкви. Я атеист, но теперь во всём пользуюсь услугами церкви. По нашим понятиям, здесь был социализм.
Ведь о каком социализме могла идти речь в покинутой нами стране? Мне кажется, что социализм возможен и уместен при капитализме, когда накоплено достаточно средств. А в церкви действительно был для нас местный социализм и даже коммунизм, потому что масса благ и даже неплохая пожертвованная одежда нам тогда доставалась бесплатно. Бесплатными были и завтраки с кофе и фруктами, которые сервировал специально поставленный на это старичок-волонтёр и которыми мы никогда не пользовались, считая, что для нас пользоваться ими – нечестно.
Церковь, впрочем, только предоставляла помещения. Преподавали же язык опять-таки волонтёры, большей частью пенсионеры, среди которых был даже бывший адмирал. Мы с ним беседовали, если это можно назвать «беседой», и в наших разговорах мелькало давно минувшее: война с Японией, солдаты квантунской армии, линкор «Миссури» и часто повторяемое troops – название десантных групп, хотя в то время, по незнанию языка, я сочувствовал ему, считая, что в его задачи входила перевозка трупов.
Мы с церковью сосуществуем как бы каждый сам по себе. А что такое, по-моему мнению, религия, говоря современным языком, как не повседневная пропаганда? Каждый день удачно составленной молитвой втемяшивается в тебя то, что хорошо и правильно, а в церкви даются разъяснения. И непременно красивый антураж, сопровождающее обволакивание красотой. Здесь красота подтверждает общий настрой, как говорили когда-то в Союзе комсомольские идеологи, свою сверхзадачу, мол, всё, поверьте, бесспорно и правильно, даже без слов.
Вот и придумали религию – узду, чтобы унять эту стремящуюся к порокам толпу. Наивную сказочку, что так же условна, как туфли на босу ногу здесь вместе с пальто, шарфом и меховым воротником, и перчатки без пальцев, которыми лишь обозначен смысл. Обставили веру обрядами и создали касту служителей на внутреннем убеждении в милосердии и пользе его. Без этих условностей человечество бы не выжило и пошло в разнос, хотя конец обязательно неизбежен: и твой, и мира всего. И странно спорить, как и обсуждать существование гномов и добрых фей.
Какая религия лучше? А все они – образ жизни, и порядок существования групп людей, и вера их в их предпочтение. И на здоровье, и пожалуйста – живите по своим обычаям и прочим их не навязывайте, в пределах своего родимого пространства до тех пор, пока потребность в религии не отомрет сама по себе и не заменится осознанием того, что плохо, а что на этом этапе человечества хорошо. И глупо спорить насчёт традиций и веры отцов, пока они не заводят в тупик. Ведь говорят теперь: «Верю», – просто чаще значит, что ты согласен с традициями, мерой условностей и веришь в пользу её.
У меня своя особая религия. Я верю, что мне помогают родители. Они и в этой жизни были правильными, и там, где-то, наверное, на особом счету и в силах помочь мне здесь. Они и помогают, я это чувствую, и это поддерживает меня, когда эта помощь нужна. Ну, а запредельное, неосознанное, такое, как сон-знамение Инги с Венсенским замком (она проснулась и спрашивала: «Где это, и что такое Венсен? Я видела его во сне») и встреча с ним наяву, и наши блуждания по Парижу, что прежде тоже были мечтой, и Ле-Бурже, встречи со знакомыми специалистами и беседа Инги с первой космонавткой Франции, с которой они тотчас же нашли общий язык и с которой меня познакомили ещё в древней средиземноморской крепости на банкете в нашу честь. Нет, тогда она ещё не была и не готовилась стать космонавткой, а была специалисткой-медиком советско-французской программы с армянским именем «Арагац».
Религия разработала концепции поведения, его основы и механизм их пропаганды. Во все времена думали, как жить сообща, как вести себя в обществе: стаей, взаимодействуя, индивидуально? Идеи всегда приходили как откровения, в готовом виде, без мучительного поиска оттого, что и до сих пор не поняли, как рождается мысль. Вчера ещё её не было, и мучительно хотелось понять… И вот перед тобой она готовая, поражающая самим актом творчества, а творчество – и есть сам Бог.
А кроме того, существует и неосознанное, что сохранилось от язычества и не оставило записных следов, разве что на генах, и докатилось до нас легендами, но что нам важно и, может, важнее всего.
1
Как разобраться в жизненных хитросплетениях? Метаморфозы для всех нас в порядке вещей, и всё же, задумавшись, жаль ушедшего, что было и прошло. А жизнь нам ставила новые барьеры. Как разобраться: так или не так? Что верно при одних обстоятельствах и порочно в других. И каждый раз выбираешь: как поступить и нравственно ли?