– Почему спокойно?
– Потому что многие знают, что все, что ты выигрывал, ты всегда продавал ливанцу.
– Да, а если убьют ливанца?
– Верно! Еще одна задача.
Я ушел один, оставив своих друзей за столом и сказав донье Карменсите, что за все выпитое заплачу я.
Проходя мимо тропинки, ведущей к так называемому кладбищу – расчищенному участку земли площадью пятьдесят квадратных метров, я свернул на нее, сам не знаю зачем.
На кладбище было восемь могил. Самая свежая принадлежала Жожо. Перед ней стоял Мустафа. Я подошел к нему.
– Что ты здесь делаешь, Мустафа?
– Пришел помолиться в память о старом друге. Я его любил. Вот и крест принес. Ты забыл поставить крест на могилу.
Черт! Как же так! О кресте я и не подумал. Пожал руку доброму арабу и поблагодарил его.
– Ты не христианин? – спросил он меня. – Я не видел, чтобы ты молился, когда бросали землю в могилу.
– Как сказать… конечно, Бог есть, Мустафа, – ответил я, чтобы сделать ему приятное. – Более того, я благодарен Господу за Его заступничество. Он защитил меня и не отправил на тот свет вместе с Жожо. Я не только молюсь за старика, но и прощаю его за все, что он совершил в прошлом, будучи несчастным мальчишкой из трущоб Бельвиля. Какому ремеслу научился он в жизни? Никакому, кроме игры в кости.
– О чем ты говоришь, друг? Я тебя не понимаю.
– Это неважно. Запомни одно: я искренне сожалею, что он мертв. Я пытался его спасти. Но никогда не надо думать, что ты умнее других. На всякого мудреца довольно простоты. А Жожо здесь хорошо. Он обожал приключения. А теперь успокоился и спит вечным сном на лоне любимой им дикой природы. Да простит его Господь!
– Господь даст ему прощение. Жожо был хорошим человеком.
– Да, это так.
Я медленно побрел назад, к поселку. На Жожо я был не в обиде, хотя он чуть не подвел меня под монастырь. Чего только стоила его неуемная, бьющая через край энергия, молодой задор, несмотря на шестидесятилетний возраст, и это менторство, вынесенное из преступного мира и не терпящее возражений: «Веди себя прилично! Ради бога, спокойно!» Хорошо, что меня предупредили. Я с удовольствием помолился бы, чтобы поблагодарить Хосе за совет. Не дай он мне его, меня бы уже не было в живых.
Тихонько раскачиваясь в гамаке, я курил толстые сигары одну за другой, чтобы успокоиться и разогнать комаров, и подводил итоги.
Итак, у меня десять тысяч долларов, а прошло лишь несколько месяцев, как я на свободе. И здесь, и в Кальяо мне встречались люди всех рас, всех социальных слоев, и каждый из них излучал необычайную человеческую теплоту. Благодаря им и дикой природе, этой атмосфере, столь отличной от городской, я понял, как прекрасна свобода, за которую мне пришлось так тяжело и долго бороться.
К тому же война закончилась. Спасибо Шарлю де Голлю и янки – этим пожарникам мира. А что значит какой-то каторжник в многомиллионном людском муравейнике! Тем лучше, мне это на руку: среди всех неразрешенных проблем найдутся дела поважнее, чем возиться со мной и выяснять, где я был.
Мне тридцать семь. Тринадцать лет я провел на каторге, из них пятьдесят три месяца в одиночном заключении во всех тюрьмах, начиная с Санте, Консьержери, центральной тюрьмы в Болье и кончая тюрьмой-людоедкой на островах Спасения. Меня трудно отнести к какой-то определенной категории людей. Я не из тех несчастных придурков, способных только махать киркой, лопатой или топором; но у меня нет и настоящей специальности, которая помогла бы мне стать хорошим рабочим, например механиком или электриком, чтобы зарабатывать себе на жизнь, неважно, в какой стране. С другой стороны, недостаточный уровень образования не позволяет мне занимать ответственные должности. Неплохо было бы в школе одновременно с общим образованием обучать детей какому-нибудь ремеслу. Если, скажем, по той или иной причине с учебой не заладилось, то ремесло всегда могло бы пригодиться в жизни. Просто со средним образованием, без ремесла, ты вряд ли сможешь почувствовать себя выше дворника (я никогда не презирал людей, кем бы они ни были, кроме багров и фараонов). Но и необразованному ремесленнику также трудно утвердиться как личность. Так и сидишь между двумя стульями: кажется, вот она, синяя птица счастья, – а не поймаешь!
Что же получается: я образован, но в то же время недостаточно. Черт возьми! Вывод, право, блестящим не назовешь.
Еще вопрос: как обуздать свой мятежный характер? Будь я нормальным человеком, я бы обрел мир и покой в Кальяо. Жил бы себе, как и остальные бывшие каторжники, тише воды ниже травы. Но у меня натура гораздо сложнее: вечно она зовет куда-то, рвется и кипит, жаждет бурного бытия. Жизнь, полная приключений, влечет меня с такой силой, что я задаю себе вопрос: смогу ли я когда-нибудь успокоиться и остановиться?
Правда, мне надо еще отомстить. Не могу же я простить тех, кто причинил столько страданий, столько зла мне и моим близким. Спокойно, Папи! Время еще есть! Верь в свою путеводную звезду. Раз обещал, так и живи честно в этой стране. Ты и так уже ввязался в авантюру, позабыв про зарок.
Тяжело, ох как тяжело жить, как живут все: повиноваться, как повинуются все, идти в ногу вместе со всеми, строго соблюдая правила.
Одно из двух, Папи: либо ты уважаешь законы благословенной Богом страны и отказываешься от мести, либо следуешь своей навязчивой идее. В последнем случае тебе придется добывать бабки авантюрным путем, ибо честным трудом столько не заработаешь.
В конце концов, я мог бы добыть нужное мне состояние и за пределами Венесуэлы. Неплохая идея. Посмотрим. Надо подумать. А теперь – спать.
Но, прежде чем уснуть, я не мог отказать себе в удовольствии выйти на порог, чтобы полюбоваться звездами и луной, послушать тысячеголосый крик и шум джунглей, окружавших поселок загадочной темной стеной, отражавшейся в ярком лунном свете.
А потом я заснул. Тихо раскачиваясь в гамаке, я ощущал бесконечное счастье оттого, что свободен, свободен, свободен и сам распоряжаюсь своей судьбой.
На следующий день около десяти утра я отправился к ливанцу.
– Значит, я приезжаю в Кальяо или в Сьюдад-Боливар, иду по адресам, которые ты мне дал, и получаю деньги по распискам?
– Совершенно верно. Поезжай спокойно.
– А если тебя тоже убьют?
– На тебе это никак не отразится. Тебе все равно заплатят. Ты едешь в Кальяо?
– Да.
– Ты из какого региона Франции?
– Из Авиньона, недалеко от Марселя.
– Надо же! У меня есть друг-марселец. Правда, он сейчас далеко отсюда. Его зовут Александр Гигю.
– Кто бы мог подумать! Он мой близкий друг.
– И мой тоже. Очень приятно, что ты его знаешь.