Мне приходилось везде поспевать: следить, как идет лов и в каком состоянии лодки, руководить погрузкой в машины дневного улова или кому-то это поручать, напрямую расплачиваться с рыбаками за товар, а следовательно, иметь дело с большими деньгами. Иногда я отправлялся на пляж с тридцатью тысячами боливаров в кармане, а возвращался домой без единого сантима.
Все было хорошо отлажено и организовано, но ничего не делалось само собой. Я постоянно воевал как со своими рыбаками, так и с пиратами-перекупщиками.
Рыбаки от природы народ честный. Они стали работать, привлеченные заработком. Но свой заработок они расходовали не совсем по делу, продолжая жить в более чем скромных условиях. Может, это и разумно, но я не замечал у них никакой потребности обустроить свой дом, обзавестись мебелью, иметь настоящую кухню, настоящую спальню. Мне приходилось им объяснять, страстно доказывать необходимость таких преобразований, но они оставались глухи к моим доводам, по-прежнему проявляя безразличие, с которым я ничего не мог поделать. Очень жаль, но это мне не мешало быть крестным отцом многих детей!
С пиратами-перекупщиками дело обстояло хуже. Я уже упоминал о своей договоренности с рыбаками, согласно которой за пользование моими лодками и снастями они должны были продавать мне улов по цене ниже рыночной на полболивара за кило. И это было справедливо. Пираты-перекупщики ничем не рисковали. У них не было лодок, от силы одна машина-рефрижератор, вот и все. Они крутились по побережью, и им было неважно, у кого покупать креветки. Положим, лодка привезла восемьсот килограммов креветок. По полболивара в гору за кило – получаем четыреста боливаров разницы. Делим на пятерых – и вот тебе восемьдесят боливаров на нос сверх того, что установлено мной. Есть разница между тем, что даю я и что дают «пираты»? Надо быть святым, чтобы не поддаться искушению! Поэтому, как только моим рыбакам подворачивался такой случай, они тут же принимали предложение «пиратов». Вот и приходилось мне денно и нощно защищать свои интересы, но такая борьба была мне по нутру, и я радовался напряженной жизни.
Когда мы отправляли креветки в Соединенные Штаты, расчет производился по аккредитиву после представления погрузочных документов в банк вместе с сертификатом качества продукции и ее надлежащего замораживания. Банк оплачивал восемьдесят пять процентов от общей стоимости груза, остальные пятнадцать процентов погашались через семьдесят два часа по уведомлению из Майами в Маракайбо о том, что груз прибыл и принят после соответствующей проверки.
Бывало, что по субботам, когда мы отправляли два самолета с креветками, мой партнер улетал на одном из них и сопровождал груз. По таким дням поставка для отправителя стоила дороже на пятьсот долларов, а перевалочные базы в Майами по субботам не работали. Поэтому нужно быть на месте, чтобы организовать разгрузку самолетов специальными бригадами, которые тут же перегружали товар в трейлеры и отвозили на перерабатывающие фабрики в Майами, Тампу или Джексонвилл. Банки по субботам тоже не работали, поэтому никакого тебе аккредитива, никакой страховки груза. Но по понедельникам с утра продукция стоила дороже на десять-пятнадцать процентов. На такой операции можно было заработать.
Все шло как по маслу, и я не мог нарадоваться на своего партнера за его превосходные субботние операции. Но так продолжалось до поры до времени. Однажды он улетел и больше не вернулся.
Как назло, это случилось как раз в тот период, когда креветки в озере ловятся плохо. Мне пришлось нанять большое рыболовецкое судно в порту Пунто-Фихо и отправиться на острова Лос-Рокес за лангустами в надежде взять богатый улов. Вернулся я нагруженный доверху первоклассным продуктом. На месте провел разделку, отделив головы и оставив только хвосты. Великолепный товар – только хвосты от кило двести до кило триста. Лучше не бывает.
И вот в один прекрасный субботний день два самолета «Дуглас-8», загруженные хвостами лангустов, взлетели с луноликим святошей на борту и растаяли в облаках. Разумеется, перевозку и все остальное оплачивал я.
В понедельник – нет вестей. Во вторник – то же самое. Я отправился в банк – из Майами ничего не слышно. Не хотелось в это верить, но я уже знал, что остался в дураках. Поскольку аккредитивами ведал мой партнер, а из-за субботы груз ушел незастрахованным, он по прибытии на место все продал и был таков со всей «капустой».
Я страшно разозлился и отправился в США на поиски луноликого проходимца, сунув кое-что за пояс специально для него. Я напал на его след, поскольку сделать это было не очень сложно, но по каждому адресу меня встречала какая-нибудь милая женщина, представлялась мне его законной женой и говорила, что не знает, где сейчас находится ее муж. И так три раза в трех разных городах! Мне так и не удалось найти своего «милого» партнера.
Я оказался на мели. Мы потеряли сто пятьдесят тысяч долларов. Остались лодки, но они уже пребывали в плохом состоянии, да и моторы тоже. А поскольку этот бизнес требовал ежедневных вложений, мы не могли справиться с убытками и снова встать на ноги. Мы были почти разорены. Продали все. Рита не жаловалась и не корила меня за доверчивость. Весь капитал, все сбережения за четырнадцать лет тяжелой работы плюс два года бесполезных жертв и постоянных усилий – все было потеряно.
Со слезами на глазах мы расстались с большой семьей рыбаков и служащих, которую мы создали. Они тоже были страшно удручены, переживали за нас. Они были нам признательны и благодарны за все то, что мы им дали за два года, за то благополучие, о каком они раньше и не помышляли.
* * *
Мы вернулись в Каракас. Обосновались в славной квартирке недалеко от «Гран-кафе», на Сабана Гранде, и стали думать, чем теперь заняться.
На покупку какого-то дела денег не хватало. Надо было что-то подыскивать.
До меня дошли слухи, что какие-то группы иностранцев интересуются ломом электролитической меди в любых количествах. Дело было весьма деликатное, поскольку медь считалась стратегическим материалом. Во всей Южной Америке этот вопрос находился под контролем янки, которые неусыпно следили, чтобы эта медь не уплыла за «железный занавес». В Венесуэле государственным органом, занимающимся подобным контролем, являлся армейский отдел снабжения и перевозок. По заявлениям покупателей, в Венесуэле горы такой меди лежали без дела, потому что в стране не было промышленных мощностей для ее переработки. Они знали, что вывезти медь из страны было практически невозможно, поскольку на это требовалась экспортная лицензия, которую нельзя было получить без специального на то разрешения армейских органов или хотя бы документа, что армия не возражает против выдачи лицензии.
Тут-то и началась самая безрассудная история, приключившаяся со мной.
Я вступил в контакт с группой покупателей и объяснил, что я и есть тот человек, который им нужен, ибо владею ситуацией. Очень быстро, буквально с первых же встреч, я убедил их в необходимости открыть аккредитивы на проведение операций, потому что на этот раз, прежде чем что-либо предпринять, я должен быть уверен, что дело пойдет хорошо, а на такое дело потребуются миллионы долларов. И доллары начинали поступать – на их имя, разумеется.