– А сегодня не жарко, – заметила Элья, когда они утоляли жажду, передавая друг другу бутыль с цветочной водой, купленной тут же в палатке.
– Не жарко? – недоумённо откликнулась Камилла, утирая со лба пот и встряхивая быстро тающие льдинки на дне бутылки.
– Да, нам повезло. Сейчас в Радужной пустыне Туэресса холодное время года, – пояснила руннэ, откидывая покрывало на плечи и подставляя лицо ветерку, залетевшему с канала.
– И это называется – холодное? – скептически хмыкнула Камилла.
– Скажи спасибо, что в городе прорва водоёмов, деревьев и прочей зелени.
Что, правда, то, правда. Раскидистые деревья создавали тень и прохладу, а газоны покрывала сочная изумрудная травка.
– Наггеварам здесь курорт… Рассахщи – оазис в пустыне. Столица окружена бескрайними радужными песками…
– Радужными песками? – поразилась Камилла.
– Именно. Небо над Туэрессом, озарённое Радошем – точно большое зеркало отражает радугу и укрывает город разноцветным шатром. А за пустыней – горы. Их недра полны самоцветов… Там работают тысячи рабов. Каждый сезон туда сгоняют новых, на смену умершим, – грустно добавила руннэ. – Пещеры токсичны.
Элья рассказывала, а мыслями была далеко-далеко, на площади, этим утром. Перед глазами стоял Эшесс…
«Иситар-заламин?! Надо же…».
Она помнила его скромным звёздным инспектором…
«По-прежнему статен и красив. Нет! Стал ещё красивее…».
У Эльи защемило сердце. Она и вправду испугалась за него, когда в помост полетели дротики. Так испугалась, что даже забыла об осторожности и откинула покрывало… Хорошо, что Талех с Лео вовремя отреагировали. То есть, говоря по-джамрански, воспользовались ситуацией.
– Элья, – тихонько позвала Камилла. – О чём задумалась?
– Да так…
На самом деле, её тревожили и пугали вновь вспыхнувшие чувства.
Народу вокруг было видимо-невидимо. Все бегали, суетились, толкались у торговых палаток, глазели на местных клоунов – пёстро разодетых паяцев: тигримов и бокров на ходулях, с мелодичными колокольчиками в лентах. Со всех сторон к артистам липли чумазые ребятишки, хватая грязными ручонками за пятнистые балахоны, чтобы оторвать себе на память колокольчик… Дети слуг и рабов. Маленьких наггеваров на улицу не выпускали. Они либо гуляли в парках и в садах, с наставниками, либо сидели с родителями во фланокерах…
Какой-то фланокер остановился возле резвящихся у канала уличных сорванцов, и юный заламин деловито расшвырял оборвышам монетки и конфеты, в честь праздника… Едва карета скрылась из виду, ребятня с воплями и топотом бросилась подбирать дары, толкаясь и отбирая добычу друг у друга.
– До чего их довели, – горько промолвила Элья, и отвернулась, вытирая слёзы.
Перезвон колокольчиков смешивался с детскими криками, смехом и плачем. Перекликался с торжественным маршем, визгливым завыванием клоунских дудок и треском заламинских трещоток. А хрустальные шары на постаментах – шаровизоры, как их называла Элья, транслировали пестроту, неразбериху и гам соседних улиц…
– Идёмте отсюда, – предложил Владислав.
Стремясь уйти от толпы и суеты, друзья перешли по мосту центральный канал и забрели в переулок.
– Смотрите, – сказал Влад. – Там беседка. Отдохнём и нормально перекусим. А потом свяжемся с капитаном.
Остальные с ним согласились. Еду они купили заранее – в ярмарочной палатке.
– Как здесь мило, – заулыбалась Камилла.
Путешественники шли по узкой тенистой улочке, где дома стояли так близко, что соединялись балконами. По стенам, обрамляя одностворчатые окна со ставенками, расползались в разные стороны вьюнки с мясистыми стеблями и мелкими бордовыми цветочками. Над переулком выгибалась дугой полупрозрачная крыша, смягчая и рассеивая свет Радоши. И чем дальше они уходили от сияния людных улиц, тем больше погружались в полумрак. В тишину и прохладу… Впереди замаячила стена забора.
– Тупик, – определила Элья, вглядываясь в конец улочки.
Кто-то, закутанный в плащ с головы до ног, появился из облюбованной Коршуновым беседки, и пошёл им навстречу. А из подворотни неожиданно выросли тёмные личности в капюшонах и обступили путешественников.
– Засада, – констатировал Владислав.
Элья накинула покрывало. Камилла испуганно прижалась к Агрэготу. Гатрак рефлекторно сгрёб её левой ручищей, приготовившись стрелять пульсаром на правой. Некто в маске и зелёном плаще вышел из толпы и преградил им путь.
– Ну, чисто Робин Гуд, – усмехнулся Влад, готовый в любой момент вызвать подкрепление.
– Стоять! – зычно выкрикнул некто. – Ни с места!
Элья вздохнула и подняла вуаль.
Со стороны могло показаться – народ собрался праздник отметить, погулять на солнышке… Если бы не тёмно-зелёные капюшоны и десятка два прожигателей с ракетницами, нацеленных со всех сторон на путешественников.
– Агрэгот, не стреляй, – предупредил Владислав.
– Я? – удивился гатрак. Он в тот момент соображал: как, включив защитное поле на браслете, раскидать эту толпу быстро, без лишнего шума и аккуратно, чтобы они не поубивали друг друга своими же пыркалками.
Камилла пискнула и теснее прижалась к боку старпома. Перед лицом опасности плевать она хотела, что у него иглы, пусть и замаскированные под чешую.
Тогда Элья шагнула вперёд, подняла руку и сказала:
– Уберите пушки, ребятки.
И обратилась к «плащу в маске»:
– Привет, Конти. Что ты здесь делаешь? Я удивлена…
– А как я удивлён, – усмехнулся «плащ». – Увидал на площади – не поверил. Мы ж думали, ты погибла. Оплакивали вас с Домиником целый год…
– Так уж и год? Но я жива, как видишь, и братец тоже. Так вы за нами следили?
– За тобой.
– Зачем?
– Ничего себе вопросик! – Конти хлопнул себя ладонью по бедру. – Это ты должна объяснить, дорогуля…
– Никому я ничего не должна! – отрезала Элья.
– А зачем инсценировала свою смерть? Куда пропала на два с лишним года? И что делаешь в компании этих?
Он наставил оружие на мнимых наггеваров.
– Променяла товарищей на врагов? Предательница! И как тебе в служанках? Сладко живётся? Точнее, жилось. Вот Брайен-то обрадуется…
– Не спеши с выводами! – оборвала его Элья. – Никому я не служу. Это мои друзья.
– Змеи?! Друзья?! С каких это пор?
Элья обернулась к спутникам.
– Снимите маскировку.
– Приказ капитана, – возразил Коршунов, – себя не обнаруживать.