– Астрид, естественно, верить не желала. Но затем случился кошмарный эпизод, и она передумала. Посреди ночи весь дом проснулся от криков. Священник. Кричал в своей постели. Пижама на нем, а также черная сутана в шкафу горели. Он сам горел. Семье удалось потушить огонь, священник был практически без сознания, Астрид запихала его в машину, повезла в больницу, поскольку Кордова, само собой, уже не водил. Отказывался выезжать из поместья. Вызывать «скорую» они не хотели – боялись страшного скандала. В общем, Астрид в полном безумии неслась как оглашенная, не вписалась в поворот, занесло, врезалась в дерево, машина вдребезги. Примчался Тео на фургоне, вытащил священника, а тот, периодически впадая в беспамятство, стонал и неуклонно умирал по чуть-чуть. Тео доставил его в сельскую больницу под Олбени и уехал. Священника взяли под именем Джона Доу – все тело в ожогах третьей степени. Александра вроде бы эту катавасию проспала. Но наутро Астрид увидела, что у дочери на левой руке сильный ожог. Стало ясно, что дочь виновна. И с того дня Астрид поверила, что проклятие дьявола – не выдумка. – Марлоу покачала головой. – Священник выжил, хотя я слышала, что через месяц он исчез из больницы, и больше его никто не видел, ни в «Гребне», ни где еще.
Я не верил своим ушам. Марлоу в безукоризненных подробностях изложила инцидент, который я откопал пять лет назад. Мотельная консьержка Кейт Миллер стала свидетельницей автокатастрофы. За рулем была Астрид Кордова – она утверждала, что в машине одна, но Кейт клялась, что был кто-то еще – мужчина на заднем сиденье, весь в черном, лицо в бинтах. Кейт считала, что это Кордова.
А это был заживо горевший священник.
– Сколько Александре тогда было? – спросил я.
Марлоу пожала плечами:
– Пятнадцать? Шестнадцать? Они ее потом услали.
– Куда?
– В какой-то лагерь для беспокойных подростков. Последняя, довольно тщетная попытка сделать вид, будто в проблемах Александры ничего необычайного нет.
Я покосился на Хоппера. Тот ссутулился в кресле, закинув лодыжку на колено, и напряженно разглядывал Марлоу.
– Астрид в гневе потребовала, чтобы муж все исправил. И у него завелись кое-какие идеи. Он считал, что проклятие можно отменить, если обменять душу Александры на чью-нибудь еще. Баш на баш. На другого ребенка. И вот так Александра разругалась с семьей. Потому что, когда ей наконец все объяснили, она захотела принять свою судьбу. Но Кордова упрямо искал выход. До последнего дня. Как одержимый. О съемках нового фильма и речи не шло. Осталось только это. Оно съедало его заживо, пожирало всю семью. Временами Александра была абсолютно нормальна, и они надеялись, что эту темноту, которая вот-вот ее поглотит, они просто нафантазировали. Но затем что-нибудь случалось, и вновь становилось ясно, что все взаправду. Он за ней придет.
– Он? – переспросил Хоппер. – Это кто – он?
Марлоу посмотрела на него:
– Дьявол, разумеется.
Хоппер усмехнулся:
– А, ну конечно.
Марлоу смотрела, пока он не отвел глаза от ее застывшего маской лица.
– В исламе Иблис, – прошептала она. – В буддизме Мара. В Древнем Египте Сет. В западных цивилизациях Сатана. Если приглядеться, удивительно, сколь повсеместно его на самом деле признают.
Она задумчиво склонила голову набок, повернулась ко мне:
– Станислас считал, что все случится, когда ей будет года двадцать четыре или двадцать пять, – как-то вычислил, лунные циклы, все такое. Уж не знаю, как там и что, но в конце концов вся семья сговорилась на том, что они подменят одно проклятое дитя другим. Прискорбно, однако идея не так уж и нелепа. Такие культы охотятся на беспризорников, на детей, которых не хватятся, если их не хватает. Многие адепты рожают только для того, чтобы возложить новорожденного на алтарь. Оккультные преступления в этой стране очень реальны, но полиция заметает их под ковер, потому что почти невозможно добиться приговора. И не потому, что нет доказательств. Отнюдь не поэтому. Эти люди неизбежно оставляют улики своих чудовищных ритуалов. Если еженедельно проливать кровь, подтирать за собой нелегко. Не поэтому. А потому, что присяжные не вполне верят. Тут нужно рыбкой нырнуть в область фантастического, а они не способны. Такое возможно в ночном кино. А не в настоящей жизни.
Она умолкла. Рефлекторно, тщательно открутила крышку с бутылки, приложила ее к губам и наконец в потрясении заметила, что не осталось ничего – ни капли.
– А вы откуда столько знаете? – тихонько спросила Нора.
Марлоу вроде бы собралась ее отчитать, но скисла, лишь посмотрела на свои руки, мятыми бумажками упавшие на колени. Разглядывала их, будто чужеродный организм, странных насекомых, что всползли ей по ногам, а у нее нет сил их стряхнуть.
– Стэнни мне доверял. Делился. Знал, что я пойму эту боль. Моя утрата выпотрошила меня. Я осталась пустой оболочкой. Когда так любишь и теряешь, исцеление невозможно. Стэнни знал, что я его пойму. Я общалась с Александрой. Поначалу, конечно, не верила. Но когда ей было лет восемь, я взяла ее с собой отдыхать. Мы сидели на пляже неподалеку от Кот-Плонже на Антибах, и я заметила, как она на меня смотрит. Будто видит мое прошлое и будущее – самую душу мою там, куда душа отправится после смерти, вечные корчи в чистилище. Александра словно видела все это и жалела меня.
Эта утрата, которая ее выпотрошила, – надо думать, удалой жених Принц, бросивший Марлоу ради Оливии.
– Священник, – помолчав, сказал я. – Вы не помните, как его звали?
– Его все называли просто Священник, с игривым таким сарказмом. Я его помню на съемках «Дитяти любви». Он любил днем порыбачить. Я видела издали – стоит над озером, вокруг все разноцветное, небеса, синие озера, деревья, а он весь в черном, расползается, как нечаянная клякса. Пока не подойдешь и не разглядишь длинную удочку и ящик для снастей, не догадаешься, чем это он занят, – совершенно застыл, терпеливо ждет рыбу. И кажется, что самообладания ему хватит прождать до конца времен. Джиневра его прозвала Ragno. Паук.
– Что?! – переспросил я.
– П-паук. – Язык у нее уже заплетался. – Он так двигался. Бесшумно.
– А настоящее его имя, часом, не Хьюго Виллард?
– Я… Я, честное слово, не знаю.
Марлоу уплывала, слабела, оседала в кресле, свет до нее уже не дотягивался, и во тьме лишь маячило призрачно-белое лицо. Вначале я сомневался, что нам предстоит услышать нечто разумное, не говоря уж о подлинной правде. И однако она снова и снова удивляла меня подробностями, подтверждавшими все мои прежние открытия.
Да еще разоблачила Паука.
– А с помощницей Кордовы вы встречались? С Инес Галло? – спросил я.
Марлоу в омерзении содрогнулась:
– С Койотом-то? Ну еще бы. Куда Кордова, туда и Койотик трусит. Она его, конечно, обожала. Выполняла любые поручения, любую черную работу, даже самую жестокую. А в ответ просила только дышать одним с ним воздухом. Это же Стэнни придумал название «Дышать с королями» – почтил ее, Койота, чистейшую жалкость. По-моему, она взаправду мечтала, чтоб он съел ее заживо, – тогда она будет к нему ближе всех, остаток дней проживет, свернувшись калачиком в темных закоулках его пуза.