– А Сандра нет.
Хоппер прошептал это так тихо, так решительно, что голос его расколол комнату, вонзился в Марлоу, и та осеклась, слегка даже испугалась.
– Сандра никогда не смотрела сквозь пальцы, – сказал Хоппер.
– Да уж, – ответила Марлоу.
87
– Случилось это на чертовом мосту, – продолжала она. Ее взгляд был прикован к Хопперу, и она нервно ощупывала грудь и плечи, проверяя, вся ли закрыта халатом. – Слышали о таких?
– Нет, – сказала Нора.
– Средневековые мосты. Фольклор в изобилии. Большинство в Европе, от Англии до Словении, строились с одиннадцатого по семнадцатый век. Сюжеты про каждый мост свои, но общий мотив один: дьявол соглашается помочь строить мост в обмен на первую человеческую душу, которая этот мост перейдет. Деталей не знаю. Так или иначе, в «Гребне» тоже завелся такой мост. Я подозреваю, эти построили.
– Горожане из Каргаторп-Фоллз? – уточнил я.
Она кивнула.
– С первой минуты, едва появилась на свет, Александра была феноменальным ребенком. Ослепительная копия отца. Темноволосая, светлые серо-голубые глаза, прозрачные, как родник. Бесстрашие, ум, неутолимое любопытство – и как она схватывала жизнь. Эти двое были неразлучны. Стэнни любил сына, Тео. Но Александра – она такая… в общем, он ее боготворил и ничего с этим поделать не мог. Ее все боготворили.
Запрокинув голову, она глотнула, не замечая, похоже, что бутылка пуста. Отерла рот.
– Станислас так и не узнал, с чего вдруг Александра пошла за ним той ночью в лес. Она никому не сказала. Но есть у меня сильное подозрение, будто я знаю, кто подсказал ей эту мысль. Понимаете, священник этот – он по-прежнему шнырял в окрестностях. На время уехал из «Гребня». После смерти Джиневры сбежал, якобы странствовал по Африке, проповедовал, но потом вдруг наш старина опять в городе, жить негде, денег почти нет. И Кордова не стал возражать, когда давний приятель опять окопался в «Гребне». Точно не скажу, но думаю, что священник сильно к Александре ревновал. Он обожал Кордову. Надеялся, наверное, что в один прекрасный день он и Стэнни… ну, не знаю. Заживут долго и счастливо? Парочкой влюбленных юнцов?
Марлоу раскинулась в кресле.
– В общем, ночью, в июне – это девяносто второй год, Александре пять лет, – Станислас пришел к чертову мосту, который соорудил с горожанами. Все собрались, происходит то, что у них там происходило, – неописуемо, полагаю, омерзительный ритуал, – и тут как гром среди ясного неба является Александра. И шагает прямо на мост. Сами понимаете, любого ребенка подобные сцены напугают. Но Александра не боялась. Станислас, как увидел ее, заорал, чтоб остановилась, шла назад. Но в хаосе она, увидев его, поступила, как любая девочка, которая любит отца, – она побежала к нему. Александра пробежала весь мост от начала до конца, остановилась только на другой стороне. Первой человеческой душой, которая перешла мост, стала она.
Марлоу умолкла, качнулась вперед. Белая рука выползла из-под черного атласа, легла на горло.
– Станислас пришел в ужас. Всех мигом разогнали. Потушили костры. Не важно, кто и что были эти люди, – всем велели убираться из поместья. Станислас отвел Александру в дом. К его облегчению, с ней вроде бы все было в порядке. Александра как Александра. Даже не испугалась. В конце концов, ее родовое гнездо – натуральная съемочная площадка. Она видела, как горят костры, взрываются машины, мужчины и женщины признаются в неувядающей любви, неувядающей ненависти; видела сцены драк, секса, погонь, женщин, которые из последних сил цепляются за стены, мужчин, которые падают с небес, – и все это прямо у себя во дворе. Станислас уложил ее в постельку, прочел ей вслух главу ее любимой сказки, «Таинственный мир Варфолька Лома». Александра в ту ночь заснула улыбаясь – как всегда. Жене Стэнни решил не рассказывать. Не знаю, до каких пределов Астрид – это его третья жена – понимала, чем он занят ночами, но, видимо, у них была договоренность: пусть занимается, чем хочет, только бы это не касалось детей. В ту ночь Стэнни лег и стал молиться Богу. Любопытный выбор, если учесть его манеру проводить досуг. Но молился он Богу. Даже тогда не вполне верил в то, чем занимался. И теперь надеялся, что все это не по правде. Не может быть по правде. Ну какая правда? Это же абсурд. Правда ведь?
Исходя циничным весельем, Марлоу опять впилась в пустую бутылку. Может, впитывает пары́.
– Через неделю он стал подмечать перемены. Александра всегда была наблюдательным, одаренным ребенком, но теперь одаренность ее стала зверской. Стэнни работал над следующим фильмом и пригласил в «Гребень» каких-то китайских солдат и бывшего посла. Спустя две недели Александра блестяще знала язык. И она смотрела, смотрела людям прямо в душу, словно читала их мысли, видела, как перед ней, точно тридцатипятимиллиметровая бобина, разворачиваются их судьбы. Она, конечно, по-прежнему смеялась, по-прежнему была красавицей, но теперь в ней появилась весомость. А еще ведь фортепиано.
Тут Марлоу содрогнулась.
– Астрид училась на пианистку. С четырех лет к Александре дважды в неделю приезжал учитель из Джуллиарда, давал уроки. В пять она была хороша для своего возраста, но особой страсти к фортепиано не питала. Больше любила на воздухе побегать, поскакать верхом, на велосипеде покататься, по деревьям полазать. А теперь стала запираться на долгие часы и играть, пока пальцы не распухали от мозолей. Через месяц была способна освоить любое произведение, какое ни дай, – Бетховена, Бартока, – за считаные часы запоминала наизусть. Перемены становились все заметнее. Стэнни был в отчаянии, отказывался верить. Но приступил к исследованиям. Союзы с дьяволом нередко проявлялись в виртуозном владении музыкальным инструментом. В Италии восемнадцатого века был Паганини – по сей день считается лучшим скрипачом в истории. И блюзмен Роберт Джонсон – пришел на перекресток в Тьюнике, в Миссисипи, продал душу дьяволу за наивысшее музыкальное мастерство.
Она помолчала, дыша нервно и часто.
– Астрид по-прежнему не знала, что произошло. Считала, что у нее попросту растет дочь с бешеным интеллектом. Но Александра на ощупь была странно холодна, а когда Астрид мерила ей температуру, постоянно выходило не девяносто восемь и шесть, как полагается, а где-то девяносто семь, девяносто шесть [92] . Астрид возила ее по нью-йоркским больницам. Врачи никаких отклонений не нашли. Астрид задергалась, особенно когда у Александры стало меняться поведение. Она больше не смеялась. А когда злилась, находиться рядом было просто страшно. В конце концов пришлось Станисласу все выложить бедной жене. Показал ей дьявольскую отметину у Александры в левом глазу. Жабью лапку так называемую. Довольно крупное пятно на радужке, рядом со зрачком.
Ровно об этом говорила горничная Лупе в «Уолдорфе». Huella del mal. «Печать зла». Нора глянула на меня – видимо, вспомнила, как сама разглядела пятнышко на фотографии судмедэкспертизы.