– Не заметит?! – гневно восклицает Альма. – Да про Закара наверняка уже весь Корпус знает!
– Никто ничего не докажет, – несмело улыбается Берт. – Не переживай за меня, Альма, – прибавляет он.
Покачав головой, Альма тяжело вздыхает и молча уходит в женскую часть казармы. Остальные курсанты тоже расходятся. В общей комнате остаемся только мы с Бертом, который сидит на диване, насупившись.
– Обиделся на Альму? – подсаживаясь к нему, спрашиваю я.
Мальчик мотает головой:
– Альма обещала присматривать за мной. Она… Она немножко права. Когда меня брали сюда, я пообещал, что больше ничего не буду взламывать сам, только на занятиях.
– Это так сложно?
Берт поднимает на меня несчастный взгляд:
– Ломать только то, что тебе разрешают? Разве это интересно?
У мальчика такой страдальческий вид, что мне тут же хочется как-то приободрить его, поэтому, заговорщически подмигнув, я говорю:
– Зато мы с тобой знатно подпортили Закару настроение. Хоть и всего лишь на день.
– Это точно не тот человек, которому стоит портить настроение. – Юн стоит у входной двери, скрестив руки на груди, и, судя по его взгляду, он недоволен, очень сильно недоволен. – Ты можешь прожить хотя бы один день спокойно, ни во что ни ввязываясь? Все, что от тебя требуется, – вести себя тихо. Быть незаметной. Чтобы к тебе привыкли и оставили наш отряд в покое. А ты решила нажить нам врага?
Он говорит, не повышая голоса, но я вижу, что это мнимое спокойствие, сохраняемое в присутствии Берта, дается ему с большим трудом. Юн наконец-то вышел из своего привычно безмолвного равновесия, и я могу воспользоваться этим, постараться больше узнать о нем, понять его… Вот только сейчас наименее подходящий момент для его изучения, ведь именно я заставила Юна утратить спокойствие.
– Он первый начал! – С возмущением восклицает Берт.
Юн молча смотрит на мальчика, и тот, печально вздохнув, уходит в мужскую часть казармы, оборачиваясь ко мне перед тем, как закрыть дверь. «Держись», – говорит он одними губами.
– Я следил за вашим спаррингом, – резко говорит Юн, когда дверь закрывается. – Закар придерживался правил.
Вместо ответа я закатываю рукава.
– Ох ты ж… – Юн качает головой. Вся его злость уходит вместе с тяжелым вздохом.
Прошло еще не так много времени, кровоподтеки только начинают проступать – но уже сейчас видно, что на моих предплечьях не осталось живого места.
– Со стороны все выглядело нормально. В этом весь Закар. – Голос Юна звучит устало. – Трещин, переломов нет? Индикатор не мигает?
Смотрю на него в недоумении. Он качает головой.
– Индикатор на твоем браслете, сбоку. Сейчас он зеленый – значит, ты в порядке. Мигает – если есть небольшие повреждения. Если горит красным – все плохо, а в твоем случае, поскольку ты Несовместимая, это будет очень, очень плохо. – Юн вновь тяжело вздыхает.
– Ты знаешь Закара? – осторожно спрашиваю я.
Помедлив, Юн кивает:
– Закар – это не Макс. Он серьезный соперник. Хитрый, умный, изворотливый… И очень злопамятный. Та к что жди неприятностей. Берта ты зачем в это втянула?
От удивления я на несколько мгновений теряю дар речи.
– Я ни о чем его не просила. Он… сам… втянулся.
– Он быстро привязался к тебе. – Юн внимательно смотрит на меня. – Он ребенок и еще не понимает всех последствий такой опрометчивой помощи.
– Все могло бы быть иначе, окажи вы ему нормальный прием, – резко парирую я. – Подружился бы с кем-то менее… проблемным.
Совершенно некстати на память приходят слова Закара. «Так ты же курса-ант. Вон, даже жетон есть», – словно наяву звучит его голос у меня в голове, и я осознаю, что если он захочет отыграться – а он захочет, – то возраст Берта его не остановит. А это значит, что Берт тоже в опасности.
– Закар ведь, как и Макс, тоже несколько лет был рекрутом? – спрашиваю я, думая о том, что у Закара наверняка тоже есть какие-то слабости, какие-то уязвимые места…
Юн лишь качает головой:
– Как и я. Он сам отказывался от перевода в курсанты.
Все очень, очень плохо.
Направо или налево?
Я стою посреди лабиринта коридоров и безуспешно пытаюсь вспомнить, как нас вела Альма, куда она сворачивала.
– Та к и знал, что заблудишься. – Я вздрагиваю, когда хриплый голос Кондора разносится по коридору. – Налево, потом еще раз налево.
Он обгоняет меня и идет вперед. Я немного отстаю, наблюдая за ним. Есть нечто странное, нечто знакомое в том, как он держится при ходьбе, но я пока не могу понять, что именно.
– Планы изменились, – говорит Кондор, когда мы выходим в уже знакомый зал. Здесь он становится другим: я замечаю, как его плечи расслабляются. Поворачиваясь ко мне, он прибавляет: – Будешь приходить сюда на два часа, через день. Расписание твое, если надо, подправят.
В прошлый раз он сказал совсем другое. Видимо, удивление слишком явно отражается на моем лице, потому что Кондор сразу же отвечает на мой невысказанный вопрос:
– Кто же знал, что ты окажешься Носителем.
Кажется, у нас с ним есть нечто общее. Он тоже умеет читать лица. Неожиданное открытие заставляет меня проникнуться теплотой к этому человеку. Но затем в голову приходит еще одна мысль, которой следовало бы появиться намного раньше.
– Это вы. Вы сделали меня Носителем Знаний, – высказываю я свою догадку. Как я раньше не поняла? Только Кондор и мог это сделать.
Он подтверждает это кивком.
– Зачем? – вырывается у меня. – Я… – Запнувшись, я пытаюсь подобрать нейтральные слова.
Кондор смотрит на меня пытливо:
– Хочешь что-то сказать – говори прямо.
– Даже если это может не понравиться вам? – говорю я с опаской.
Вопрос вызывает у Кондора смешок.
– Тем более. Если же ты собиралась поддакивать каждому моему слову и заглядывать мне в рот – можешь уходить прямо сейчас.
– Зачем мне… смотреть вам в рот? – бормочу я в замешательстве.
Мимолетная улыбка Кондора почему-то выглядит грустной.
– Старинное выражение, – отвечает он после небольшой паузы. И прибавляет: – И что же не так со статусом Носителя?
Помедлив, я все же решаю сказать, какие мысли не дают мне покоя в последние дни.
– Мне ведь придется делиться своим Знанием. Учить других курсантов. Как я могу сделать это, если они… так ко мне относятся? Да меня даже рекруты слушать не станут.
– Может, и не будет больше никаких рекрутов, – хрипло говорит Кондор. – Если все получится, то следующий набор курсантов может стать последним. Потом мобилизация – и домой.