Барбара стояла и смотрела, как эти двое, взявшись за руки, вливаются в толпу простых горожан, прогуливающихся в лучах закатного солнца. Но они сейчас не видели ни моря, ни лодок, качающихся на волнах, ни прохожих, ни продавца воздушных шаров, ни детей, облизывающих подтаявшие рожки с мороженым.
Барбара вздохнула. Все хорошо. Надо было видеть, как они посмотрели друг на друга и ушли. Так и ушли, даже не попрощавшись с Барбарой. Вот и прекрасно.
Ой-ой, а ведь придется хотя бы часть пути до дома проделать пешком. Нужно же избавляться от трехсот лишних калорий, которые она тут выпила. Похоже, что ярко-голубое платье еще понадобится.
— У меня ноги подкашиваются, — пожаловалась Фиона, — давай посидим?
Деклан подвел ее к каменной скамейке, усадил и сам сел рядом, взяв за руку.
— Ты понимаешь, из-за чего все это? — спросила она чуть погодя.
— Нет, честно говоря, нет.
— Но я же говорила! Я так долго объясняла!..
— Я не совсем понял.
— Ну и как это называется? — спросила она.
— Нервы, — просто сказал он.
Последовало молчание.
— Нет у меня нервов, — вдруг сказала Фиона.
— Прекрасно. Потому что у меня тоже нет. Я уверен, что у нас будет прекрасный брак.
— Мы не можем пожениться. — Ее голос был очень ровным и спокойным.
— Почему именно не можем?
— Потому что однажды я уже сделала глупость и влюбилась с идеей выйти замуж и обойти весь мир. Боюсь, что опять делаю то же самое.
— Но мы не будем бродить по миру. Мы собираемся поселиться здесь. Мы собирались внести депозит за квартиру на этой неделе.
— Нет, Деклан, слишком много всего случилось.
— И оно все случилось после того, как мы договорились пожениться?
— В некотором роде да. Шейн умер.
— Шейн?
— Тот парень, с которым я ездила в Грецию. Помнишь, я пыталась тебе рассказать…
— Я же говорил, что прошлое не имеет значения.
— Но оно имеет, Деклан, оно формирует нас.
— Ну, значит, я плохо сформирован. У меня и прошлого-то нет.
— А у меня был Шейн.
— Парень, который тебе когда-то нравился? Ты расстроилась, потому что он умер?
— Клянусь, мне абсолютно все равно.
Деклан страдальчески поморщился, не в силах понять что-либо.
— Какое отношение это имеет к нам? У нас не было сложных отношений. Мы хотим одного и того же, или я только так думал? В чем сходство?
— Я опять могу принять дурацкое решение. Через несколько лет ты можешь стать мне безразличен. Это я такая. Сумасшедшая личность.
— Это уж моя задача — сделать так, чтобы ты продолжала меня любить, — заметил Деклан.
— Если бы все было так просто. Я сумасшедшая, урод, не способный принимать решения. Лучше мне их и вовсе не принимать.
— Вот тут тебе придется помочь мне, Фиона. Я стараюсь. Я очень стараюсь, но все равно не понимаю.
— Тогда я расскажу тебе все сначала, — сказала она.
— Только давай на этот раз помедленнее, ладно?
На ее лице мелькнуло подобие улыбки.
— Ладно, — согласилась она, — если начну частить, притормози меня.
И рассказ занял много времени, а разговор еще больше.
Так все вернулось на круги своя. Деклан и Фиона никому не рассказали, что происходило у моря, что было сказано, что не было сказано и что было заглажено.
Примерки свадебного платья были очень веселыми. Был сшит фрак. Зал украсили к торжеству. Брайан Флинн получил лицензию на продажу алкоголя. Близнецы принесли Кэрроллам пробные меню, чтобы все могли решить, что им нравится, а что нет. Матери жениха и невесты отнесли туфли в растяжку. Аня сумела выдавить из Фионы, что если бы та собиралась теоретически устроить свадьбу и, допустим, даже была на месте невесты, то ей бы понравились скорее тяжелые хрустальные стаканы или хрустальная чаша с насечкой, и Аня стремглав помчалась в магазин, благо денег собрали достаточно.
Деклан предложил, чтобы Фиона выяснила, где могила Шейна.
— Много чести ему, — сказала она.
— Ты его когда-то любила. Он заслуживает чего-то вроде прощания, — сказал Деклан.
Мать Шейна понятия не имела, кто такая Фиона.
— У него столько девчонок было, — сказала мать по телефону, — и толку, в конце концов? — Но она рассказала Фионе, где могила, и они с Декланом посетили ее. Каменного памятника еще не было. Простой крест и номер участка. Фиона положила там цветы.
— Жаль, что у тебя не было жизни получше, — произнесла она.
— Покойся с миром, — сказал Деклан.
И как ни странно, Фионе действительно стало лучше, когда они вышли с большого городского кладбища. Как-то спокойно.
Синяки и царапины никак не хотели заживать, но все-таки Розмари уже выздоравливала.
Бобби приезжал к ней каждый день. Аня предложила постирать ей ночные рубашки, но Карл был категорически против.
— Ты собираешься стать ее невесткой, а не сиделкой, — сказал он.
— Но хорошая невестка была бы счастлива позаботиться о больной женщине.
— Папа может забрать ночные рубашки домой, а Эмилия может их постирать и погладить, или их можно отправить в прачечную.
— Да это же такая мелочь, — сказала Аня.
— Для меня это совсем не мелочь, — возразил Карл.
Он навещал мать раз в неделю и помогал отцу с переездом.
В один из своих визитов он привез опись того, что было в большом доме с видом на бухту: мебель, картины, стекло, украшения.
— Ты можешь забрать примерно пятую часть этого, мама, — сказал он.
Она тут же начала сетовать.
— Папа сказал, что ему все равно, что забирать, но эти предметы очень важны для тебя. Ты собирала их годами. Так что ты только отметь нужное, а я обеспечу перевозку.
— Но ведь мы еще не уверены, что правда хотим переехать. Мы можем снять что-нибудь.
— Папа купил квартиру, мама. А ты не можешь вернуться в старый дом. Ты тоже не можешь ходить по лестницам. — Он говорил так, будто ее травмы не представляли для него ни малейшего интереса.
— Ты всегда будешь ненавидеть меня, Карл? — спросила она.
— Нет, мама, я вовсе не ненавижу тебя, — спокойно ответил он, не вкладывая убедительности в сказанное.
Фрэнк Эннис пришел обсудить с Кларой происшествие.
— Мы будем судиться с миссис Уолш? — спросил он.