— Мы в десяти милях от Дублина. Ты здесь не случайно.
— Ты права. Не случайно. Я шла за тобой.
— Что?!
— Я шла за тобой. Ты не пришла домой в нашу квартиру. Ты не разговаривала на работе. Ты не у матери с отцом. Ты не у Кэрроллов. Я хочу знать, что стряслось с моей подругой.
— Ничего не стряслось.
— Не ври.
— Барбара, я серьезно, так нечестно. Ты хуже всех. Неужели нельзя понять, что я хочу побыть некоторое время одна?
— He-а, нельзя.
— А придется. Этого люди и хотят от друзей. Они хотят поддержки и понимания. А не расследований и шпионажа.
— Рассказывай, Фиона.
— Не буду. Не могу.
— Почему не можешь? Мы всегда все друг другу рассказываем. Я тебе рассказывала про то, как первый раз пошла с парнем в постель и он был так потрясен всеми английскими булавками у меня на белье, что чуть не вырубился. А ты была великолепна. Ты понимала.
— Знаю, но это другое дело.
— А ты мне рассказала про Шейна, и я тоже поняла. Почему я теперь не пойму?
— Это из-за Шейна. Это все из-за проклятого Шейна.
— Но он умер, Фиона. Ты же должна знать, что он умер.
— А ты откуда знаешь?
— Я прочла в газете.
— И ничего мне не сказала?
— Я ждала, что ты мне скажешь что-нибудь, а ты не говорила, и я подумала, что ты просто не хочешь об этом говорить.
— Я ничего не почувствовала, когда услышала. Я опознала его для полиции.
— Ты прям вот пошла смотреть на его тело? О господи! — Барбара была потрясена.
— Нет, я звонила в полицию.
— И что ты чувствовала?
— Ничего. К нему — ничего. Мне все равно, жив он или мертв.
Доброе лицо Барбары выражало страдание.
— Ой, да сядь ты, Барбара, бога ради, сядь и выпей ирландского кофе.
— Я давно не пила ирландский кофе. Помнишь то ярко-голубое платье, которое мало мне на размер?..
— Забудь про чертово голубое платье. Не будет никакой свадьбы.
— Тогда мне, пожалуй, большой стакан бренди, — сказала Барбара.
— Мама?
— Это ты, Карл?
— Да, мама. Все будет хорошо.
— Прости, Карл.
— Не за что, мама, это же был несчастный случай.
— Да. Прости, что я не умерла прямо там на месте и не оставила вас всех нормально жить дальше.
— Мама, ты поправишься, и мы все рады, что не случилось ничего серьезного.
— Я сожалею о сказанном.
— Мы все говорим то, чего на самом деле не думаем. — Он погладил ее по руке.
— Я не хотела причинить боль, — сказала она.
— И я не хотел, мама.
Розмари закрыла глаза. Карл вышел из палаты.
За открытой дверью в кресле на колесиках, которое катила Аня, сидел его отец.
— Спасибо тебе, сын, — сказал Бобби со слезами на глазах.
— Нет, папа, это правда. Мы все говорим то, чего на самом деле не думаем, — сказал Карл. Но его лицо было холодно. Все они знали, что Розмари Уолш имела в виду именно то, что сказала.
Деклан чистил ботинки на кухне на улице Сент-Иарлат.
— Мам, давай твои заодно почищу. Я как раз занимаюсь своими.
— Нет, милый, но можешь меня порадовать другим способом?
— Чем же, мам?
— Скажи-ка, что за черная кошка пробежала между тобой и Фионой?
— Какая такая кошка? О чем ты?
— Она вернулась сюда прошлым вечером с Димплзом. Она прошла миль десять по всему Дублину и выплакала все глаза.
— А ты спросила ее, в чем дело?
— Решила, что не надо. Я подумала, что вы могли поссориться.
— Мы не ссорились, — просто сказал он.
— Ты бы видел ее! Передала мне Димплза и пошла по улице. Вся согнулась, как от боли.
Деклан перестал драить ботинки.
— Все станет на свои места в понедельник, — сказал он бесцветным голосом.
— Если что-то надо расставить по своим местам, почему с этим надо ждать до понедельника? — спросила Молли.
— Так мы договорились.
В Данлири обычные люди с обычными жизнями наслаждались летним вечером на побережье. Они ходили на долгие оздоровительные прогулки вдоль пирса. Некоторые брали яхты и отправлялись в бухту. Другие оседали в маленьких ресторанчиках.
Лишь Барбара и Фиона, казалось, не замечали разлитой в воздухе летней неги.
— Объясни еще раз, — потребовала Барбара. — Ты ничего не чувствуешь к Шейну, ты любишь Деклана, но не можешь выйти за него, потому что не доверяешь своему чувству, так?
— Н-ну, почти.
— Я тебя слушаю уже полчаса, Фиона, и пошел второй стакан бренди. Я не могу понять, о чем ты говоришь. Я честно пытаюсь, но у меня не получается. Я правильно изложила суть?
— В общем, да.
— Тогда ты совсем идиотка, подруга, — рассердилась Барбара.
— Почему? Один раз я уже ошиблась, я не хочу повторять свои ошибки. Неужели это так трудно понять?
— Значит, так, с чего бы начать? — проговорила Барбара. — Начнем с того, что Шейн был поганым лузером. Наркоманом, который тебя бил. Который увидел в тебе жертву, а ты его и не разубеждала. Таким был Шейн. Что у нас с Декланом? Влюблен в тебя без памяти, смешной, хороший, добрый, мудрый. Ты никогда не была такой счастливой и уверенной в себе, пока не встретила его. Благодаря ему у тебя не уверена, что поднялась, но совершенно определенно появилась правильная самооценка. Ну и какого черта я тут его тебе сватаю? Он хоть в курсе это твоей бредятины?
— Я пыталась ему рассказать, но он сказал, что прошлое осталось в прошлом. Думаю, что он не понял — он заставил меня пообещать, что я никому ничего не скажу до понедельника.
— Нормальный, правильный мужик. Ты сама в своих душевных переливах разобраться не можешь, а еще хочешь, чтобы это поняли все остальные? — Барбара махнула рукой, прося официантку принести счет. — Ты поговоришь с ним прямо сейчас! — сказала она.
— Нет, он сказал, в понедельник. Мы так договорились.
Барбара взяла мобильный.
— Привет, Деклан, это Барбара. Мы сидим с Фионой в пабе в Данлири. Можешь сейчас подъехать?
Фиона выглядела, как провинившийся ребенок.
— Имей в виду, она мне так ничего и не сказала. Я сама догадалась. Несет какую-то ахинею про то, что ничего не надо делать до понедельника. Господи, Деклан, да мы все помрем до понедельника. Ты можешь быстро приехать? Я уж постараюсь ее задержать до твоего прибытия.