Гуров подошел к столу, вытащил из кармана пиджака маленький пакетик и высыпал из него в лабораторную кювету содержимое. Еще двое ученых подошли к столу с пинцетами. Образцы разнесли по столам к увеличительным приборам. Гуров усмехнулся, глядя на окружающих его людей, которые с увлечением бросились изучать раритеты, принесенные им, и совсем забыли о госте. Он уселся в углу в уютное кресло и сложил руки на груди.
Спор в стенах лаборатории разгорался. Сыщик и предположить не мог, что столько нюансов, мелких деталей, технологических тонкостей отличают ювелирные изделия, мастеров, целые эпохи. Один из помятых полых серебряных шариков разогнули под микроскопом. Надо же… внутри, на поверхности тонкого листа серебра ученые разглядели следы инструментов, которыми пользовались во Флоренции во второй половине XVIII века. И тут же возник спор о том, что один из русских ювелиров в конце XVIII века привез эту технологию раскатки серебряного листа в Россию и успешно применял на родине.
Гуров посматривал на часы, вздыхал, но терпел. Он не имел права оставлять вещественные доказательства посторонним людям, даже экспертам. Увы, следственные органы не видели особого смысла в том, кому принадлежали эти ювелирные изделия в древности, когда и кем они были изготовлены. Их интересовало лишь убийство неизвестного парня ночью в мебельном цехе. Драгоценности интересовали лишь уголовный розыск в связи с довольно длинной цепочкой событий, в которую вплелась и эта смерть. Но это оперативная информация, и следствию она не поможет.
Через два часа Гафанович заявил, что им «все ясно», что сомнения отсеялись. Но только еще через час наконец в лаборатории воцарилась более или менее внятная тишина. Еще затихали споры, еще не опустились на столы опадающими осенними листьями последние доводы, а Марк Борисович уже начал излагать резюме сегодняшнего консилиума. Сегодня он был на редкость благодушен, не язвил, не отвечал скупыми фразами. Сегодня он был «в своей тарелке».
– Ну, что же, уважаемый Лев Иванович, – по привычке потирая свои сухонькие руки, начал Гафанович. – Мы, пожалуй, уверены, что предоставленные вами артефакты относятся к той самой коллекции, которую мы условно будем называть утерянной коллекцией Брыкаловой. Мы очень рады констатировать, что вы ее, скорее всего, отыскали.
– Вы можете привести доказательства? – спросил сыщик, чтобы остановить пространный поток информации и сократить потери времени.
– Да, мы составим подробный отчет, а пока, так сказать, в устной форме. Технология изготовления отдельных элементов изделия, условно называемого нами «бусы», относится к середине и второй половине восемнадцатого века. Место изготовления назвать уже труднее, потому что к концу восемнадцатого века технология, изобретенная в Италии, стала доступна мастерам остальной Европы и России. Но не так широко. То же касается и серебряных полых шариков. Они, если следовать описанию в каталоге, являются частью другого ожерелья. По серебряному сплаву, по составу припоя мы все же склонны утверждать, что изделие итальянское.
– Мне бы хотелось идентифицировать его с коллекцией Брыкаловой, – напомнил Гуров.
– Да, конечно, – кивнул историк. – Мы сравнили имеющиеся описания коллекции Брыкаловой с вашими образцами. Совпадают детали. Совпадают особенности ювелирной техники итальянских мастеров восемнадцатого века. В основном можно считать, что мы согласны предположить, что вы нашли коллекцию Брыкаловой.
– Предположить? – Гуров улыбнулся снисходительной улыбкой.
– Лев Иванович, – развел историк руками. – Вы не принесли нам ни одного целого произведения ювелирного искусства, а лишь обломки. И что касается обломков, мы вам полностью подтвердили. А вот когда вы принесете хотя бы одно целое украшение, тогда мы вам скажем совершенно точно. Мы вас уверяем, что стоимость этой коллекции, если вы именно ее нашли, колоссальная. Это историко-художественная ценность, и она должна быть возвращена государству. И ни в коем случае не уйти за границу, в частные коллекции.
– Ну, об этом мы позаботимся, – пообещал Гуров, ссыпая вещественные доказательства в пакетик. – Благодарю всех! Очень рад, что все было проделано быстро и на высоком научном уровне. Теперь нам будет проще работать, потому что у нас есть описание коллекции, и мы не пропустим нужных украшений мимо себя. Еще раз спасибо от имени МВД.
Павла Андреевича Курочкина Гуров знал по фотографии и описанию. Поэтому, когда научный сотрудник вошел в свой кабинет, сыщик сразу понял, кто перед ним.
– Простите. – Курочкин уставился на мужчину, который развалился в единственном кресле его кабинета. – Вы к кому?
– К вам, Павел Андреевич, к вам, – глядя Курочкину в глаза, медленно произнес Гуров и с видимым сожалением поднялся из кресла. – Поговорить бы надо. Знаете, я так устал за сегодня. Весь день на ногах. Может, присядем? Сидя как-то удобнее говорить, слушать и понимать друг друга. Правда ведь?
Гуров специально говорил много и туманно. Он наблюдал за реакцией научного сотрудника, он видел, что тот встревожен появлением незнакомца в своем кабинете. Курочкин в явном замешательстве и не знает, как реагировать. Ну, мысленно торопил его сыщик, давай, выдай себя вопросом!
Справляясь на вахте о том, где найти Павла Андреевича Курочкина, Гуров не строил никаких особых планов допроса или чего-то в этом роде. Он шел просто расспросить о том, откуда и когда попал в хранилище музея шкаф, который потом через комиссионку купила Виола. И в пустом кабинете он остался ждать научного сотрудника лишь потому, чтобы не бегать по коридорам и подвалам.
А потом Гуров увидел этот взгляд. Обнаружив в своем кабинете солидного мужчину, в хорошем костюме, со свободными манерами, да еще вальяжно устроившегося в кресле, Курочкин вздрогнул и забегал глазами. Что он там напридумывал себе, увидев Гурова, было неизвестно. Но он испугался. Это было очевидно для наблюдательного человека. Гуров заинтересовался.
– Что вы хотели? – наконец спросил строгим казенным голосом Курочкин, подходя к своему столу, но не опускаясь в кресло.
Гуров подошел, медленно вытащил из кармана удостоверение и развернул его перед лицом научного сотрудника.
– Как-то вы плохо выглядите, Павел Андреевич, – сказал сыщик. – Не выспались? Бывает. И слова мои вот запамятовали. Я же сразу сказал, что поговорить с вами хотел. Так мы сядем?
Курочкин спохватился и стал суетливо усаживаться в рабочем кресле, хмурясь и все время напряженно и бесцельно переставляя все на своем столе.
– Так я вас слушаю, товарищ… простите, я не запомнил…
– Полковник, – с удовольствием напомнил сыщик, – полковник Гуров. Из Главного управления уголовного розыска МВД России. Если вам несложно, то называйте меня Лев Иванович.
Курочкин машинально кивнул и принял непринужденную позу хозяина кабинета.
– Так вот, Павел Андреевич. У вас часто распродаются старинные вещи из фондов музея?
– Ну, как вам с казать. Такое бывает, естественно. Поступления в фонды музея происходят почти непрерывно. Хоть какая-то мелкая монета, хоть книга, документ, имеющий историческую ценность. И конечно, зачастую приходится принимать решение, поскольку помещения не резиновые. Но это касается только экспонатов, имеющих невысокую историческую или художественную ценность. Например, когда появляется два или более одинаковых экспонатов, то неизбежно…