Делегаты жениха синхронно, будто выполняли танцевальные па, отодвинулись, освободив площадку перед лестницей. На улице уже толпились приглашенные и просто любопытствующие, заглядывая в оставшиеся открытыми дверные створки и окна.
Ванилла сглотнула и… спустилась по лестнице так величественно, будто была самой Туссианой Сузон!
Паж встал перед ней на одно колено и открыл шкатулку. На красном бархате красовался великолепный гарнитур из крупных изумрудов. Капризные гномы тоже признавали ступенчатую огранку восьмиугольной формы самой удачной для разновидностей берилла, хотя в том, что касалось отделки драгоценных камней, их взгляды часто не совпадали с человеческими.
– Пресвятые тапочки! – выдохнула толпа за дверями.
– Также наш друг, Дрюня Великолепный, одаривает восхитительных подруг невесты и желает их красоте цвести и после того, как цветки будут собраны и дадут сок! – заголосил один из пажей, держащих маленькую шкатулку, и… поманил Бруни пальцем, глядя ей прямо в глаза.
От живого интереса, восхищения и еще чего-то, плескавшегося в его томном взгляде, Матушка впала в ступор.
Персиана грозно кашлянула, ухватила ее за пояс и потащила за собой вниз.
Пип дрожащими пальцами пытался застегнуть на шее дочери ожерелье, промучившись до тех пор, пока над ним не сжалилась госпожа Сузон: она решительно отодвинула папашу в сторону и в прямом смысле взяла дело в свои руки.
Второй паж опустился на колено перед Персианой. Расцветая улыбкой, будто подсолнух от полуденного светила, та откинула крышку шкатулки. На коричневом бархате лежал гарнитур из прекрасных ровных жемчужин, уложенных в гнездышки зеленой эмали. Казалось, капли росы упали на травинки и застыли, отражая вечную красоту природы.
– Знаешь, папа! – сказала Персиана, жадно гладя ладошками ожерелье, браслет и серьги. – Отличная фамилия у этого Дрюни!
Пип сердито покосился на нее, но крыть ему было нечем.
Паж, не отводящий взгляда от Матушки, шагнул вперед, опустился перед ней на колено и галантно открыл крышку. Бруни увидела изящную золотую цепочку с подвеской в виде морской звезды из желто-коричневого топаза и такие же серьги. Подарок Дрюни отличался редким сочетанием лаконичности и изящества. Подобных украшений у нее никогда не было – от матушки достались грубовато сработанные серебряные мониста, да серьги и браслеты из дешевого мелкого жемчуга.
Судя по тому, как подошли украшения к нарядам, к их выбору любимый шут его величества подошел крайне серьезно.
Туссиана закончила наконец собирать невесту. Фата, закрепленная на диадеме, стала последним штрихом. Полупрозрачная кружевная ткань скрыла лицо Ваниллы, уже приплясывающей от нетерпения: Старшая Королевская Булочница желала одарить нареченного жениха самым горячим поцелуем: ведь известно, как драгоценности подстегивают женскую страстность!
– К свадебному маршу то-о-овсь! – мощный глас наконец-то разбуженного шаферами конюха прокатился по улицам квартала Мастеровых.
– Отец! – изрекла Ванилла, повернувшись к Пипу и украдкой вытирая слезы краешком фаты. – Благослови меня, что ли! Я же иду навстречу своей судьбе!
Повар обнял дочь и прижал к себе. Изумруды если не примирили его с будущим зятем, то, по крайней мере, сделали сдержаннее в выражениях.
– Иди уже… навстречу! – проворчал он, часто моргая. – А я с шаферами поеду следом!
Выходя, Матушка ощутила на себе пристальный взгляд Туссианы Сузон. Чего в нем было больше – любопытства, сочувствия или сомнения, Бруни затруднилась бы сказать, но на миг она почувствовала себя полевой мышкой, застывшей перед большой и красивой змеей.
* * *
По традиции, жених и невеста – каждый со своей свитой, состоящей из друзей и подруг, музыкантов, родственников, шаферов, приглашенных и просто любопытствующих, – добирались до храма по отдельности. Впереди шли музыканты, созывая желающих поглазеть на процессию развеселыми звуками инструментов.
На площади Святого Умника Базилия, находящейся в квартале Пресветлых башмаков, две мелодии слились в одну и зазвучали торжествующе, уносясь в высокое осеннее небо, по которому солнце только начинало карабкаться на полуденный трон.
Андроний Рю Дюмемнон, он же Дрюня Великолепный, восседал на прекрасном гнедом жеребце, сбруя которого была украшена… морковками. Большую часть сопровождающей его кавалькады составляли знатные дворцовые шалопаи, обожавшие проделки и розыгрыши. Желая подчеркнуть, что свадьба нынче происходит не у обыкновенного человека, многие из них надели карнавальные полумаски и красовались в одеждах таких несочетаемых цветов, что глазам становилось больно.
Дождавшись, пока экипаж невесты подъедет поближе, шут спрыгнул с лошади и отправился встречать нареченную. Крякнув, подхватил Ваниллу на руки, пронес несколько шагов, а затем с явным облегчением опустил на землю. Несколько его друзей ринулись к экипажу, чтобы помочь выйти подругам невесты.
Персиана, выходившая первой, подала руку невысокому полному мужчине, оттеснившему других с живостью и силой, неожиданными для такого телосложения. Отыскав глазами мужа, она довольно дрогнула ресницами – Марх жадно следил за женой, а выражение его лица обещало последней не только упреки и ссору, но и страстное примирение, которое вполне могло окончиться еще одной беременностью. Персиана мечтала о девочке…
Испугавшись алчущих блесков в глазах встречавших, Матушка замешкалась выйти из кареты. На миг ей показалось, что эти полные сил и радости молодые люди порвут ее на клочки, будто гончие дичь, едва она ступит на камни мостовой. Как вдруг они, будто сговорившись, раздались в стороны волнами разноцветного моря. К ней шел высокий широкоплечий блондин, чье лицо скрывала бархатная полумаска. Подбородок и губы незнакомца были полны чувственной власти, той самой, что заставляет женщин замирать перед тем, как броситься в омут всепоглощающих страстей. Улыбнувшись, он протянул Бруни руку. И она, не смея отказать, вложила свои пальцы в тепло его ладони.
– Не знал, что у нашей Старшей Булочницы такие… необычные подружки, – сказал он. – Как тебя зовут, прелестное дитя?
– Ма… Брунгильда, – тихо ответила Матушка. Интерес незнакомца был так ощутим, что ей стало жарко, несмотря на освежающий утренний ветерок. – Но все называют меня просто Бруни.
– И чем ты занимаешься, малышка Бруни? Неужели работаешь во дворце, как и твоя подруга?
– Нет, господин. Я держу семейное дело.
– И ты, должно быть, замужем? А муж такой толстый весельчак, добрый и нежадный, который не чает в тебе души и мечтает о доме, полном детей? – неожиданно рассмеялся спутник.
Матушка, посмотрев на него внимательно, робко улыбнулась в ответ. Нет, он не стремился ее обидеть. Просто представил себе картинку, которой тут же с детской непосредственностью поделился со спутницей.
– Нет, господин. Все не так.
К ним подбежала запыхавшаяся Персиана. Повела глазом на блондина, присела в подобии реверанса.