За разговорами прошел день. Вспоминали, кто где жил, как встретили войну, и Тихону пришлось контролировать каждое слово. Не приведи бог выскочит словечко из современного лексикона, или случайно Ленинград Санкт-Петербургом назовет. А вот о воздушных боях вспоминал много и с эмоциями.
К вечеру Степан тревожиться стал, с беспокойством на часы поглядывал.
– Запаздывают парни? – заметил его настроение Тихон.
– Сеанс связи пропустить могут. Но ничего, есть резервные часы выхода. А задерживаются, значит – причина есть. В чужом тылу по плану не всегда идет.
И почти сразу:
– Ты азбуку Морзе знаешь?
– Нет, я не радист.
– Так на самолетах рации стоят.
– Исключительно голосовая связь. Да и рации не на всех самолетах.
– Да? А самолеты тебе сбивать приходилось?
– А как же!
Наступила ночь. Тихону что? Он в группу не входил, и потому забот – никаких. Он завалился спать. А Степан на часах, на охране.
Однако ни ночью, ни днем группа не вернулась. Степан старался не показывать беспокойства, но Тихон видел: волнуется. Неразговорчив Степан был сегодня, запасные магазины к автомату проверил.
Группа отсутствовала уже больше суток. День тянулся, как резиновый.
И снова группа не вернулась в лагерь.
Уже поздно вечером Тихон предложил:
– Ложись спать, я на часах побуду.
– Ты не из группы. И вдруг меня, сонного, камнем по башке трахнешь?
– Типун тебе на язык! Я что, похож на предателя? Обидел ты меня! К своим вернемся – морду тебе набью, – и Тихон выматерился. Бранными словами бросаться он не любил, но сейчас Степан обидел его недоверием. У разведчиков оно в крови?
– Ладно, ладно… Если обидел – прости. Ты обстоятельства должен учитывать. Мы во вражеском тылу, ты с неба упал, и кто таков – по-настоящему нам неизвестно.
Ну, не хочет – не надо. Тихон улегся на прежнее место, на хвою. Под утро в лесу прохладно, а под елкой сухо, тепло и уютно.
В полночь он встал по нужде и увидел, что Степан лежал неподвижно и тихо похрапывал. Не выдержал, уснул. Две ночи кряду не спать – не всякий выдержит.
Тихон устроился рядом. Улегся на спину, заложив руки за голову, и, может быть, впервые за это время увидел небо – оно было ясное и звездное. И в лесу своя жизнь чередом шла: то ежик недалеко с фырканьем пробежит, а то и глаза зеленые в темноте мелькнут, что за зверь – непонятно. Война распугала лесное зверье, даже птиц меньше стало.
Тихон позевывал. Не должны немцы ночью в лес сунуться, в это время суток они в населенных пунктах сидят. Лес – не их стихия. С танками и авиацией в него не сунешься, а без боевой техники и ее мощной огневой поддержки они воевать не привыкли.
К утру, часам к четырем, у него у самого глаза слипаться стали. Отгоняя сон, Тихон тряхнул головой. О! Мерещится ему это или на самом деле тени между деревьями мелькают? Толкнув Степана в бок, он прошептал ему в ухо:
– Чужие в лесу…
Подняв голову, Степан потер лицо ладонями:
– Сморило.
Тени между тем становились все ближе – как привидения. И ни звука с их стороны не доносилось – ни шелеста веток, ни хруста под ногами.
– Наши, – выдохнул Степан и крякнул уткой два раза.
Тихон едва не рассмеялся – какая утка в лесу? Но в ответ послышалось три кряка.
– Ну вот, я же говорил… – сразу же успокоился Степан и поднялся во весь рост.
Когда бойцы группы подошли совсем близко, Тихон даже дернулся от невольного испуга – на первых трех бойцах была настоящая немецкая форма. Все как положено – мундир, стальной шлем, сапоги, оружие. Остальные были в цивильной одежде, только на левом рукаве – повязки с надписью «полиция». Жутковато все это выглядело, хотя Тихон уже понял – маскарад.
Однако вместе с группой оказался незнакомец – высокий, белокурый, стройный и с выправкой, какая дается только годами службы. И форма на нем была не серая, а черная. В руках – портфель. Настоящий фашист, каким его Тихон себе и представлял.
Видимо, разведчики проголодались и потому сразу направились к рюкзакам – за сухари схватились.
Командир приказал развернуть рацию и, пока ламповая рация прогревалась, набросал в блокноте текст и протянул радисту для шифрования.
– Есть связь! – кивнул радист. – Передаю, – и застучал ключом. Потом он записывал ответ.
– Все, собираемся. Если немцы засечь успели, облаву пустят.
Командир подошел к Тихону:
– Ответ пришел на наш запрос. Есть такой летчик, с боевого вылета не вернулся, – и протянул Тихону его удостоверение личности.
Тихон положил его в карман, застегнул пуговицу и, в свою очередь, протянул руку командиру:
– Оружие личное верните.
Командир немного поколебался:
– Степан, верни летчику пистолет.
И – снова утомительный марш-бросок на десяток километров, на этот раз – к югу от бывшей стоянки. Небольшой передых – и очередной бросок, на этот раз – километров на тридцать. У Тихона с непривычки уже гудели ноги, а парни перли, как лоси. На последнем участке перехода они пробирались уже по оврагу и вышли к опушке леса.
– Отдыхаем, – приказал командир.
Парни сбросили рюкзаки и повалились на землю. Командир группы не знал, что после сеанса радиосвязи, когда немцы засекли точное место выхода «чужой» рации, в лес была послана команда егерей. В эти команды набирали из бывших охотников, людей, умеющих читать следы на земле и преследовать свою жертву.
Егерей было всего три, но им было придано два взвода фельдполицаев. Ввиду глухого леса и отдаленности от дорог места выхода рации егеря добрались к нему с большим опозданием – в несколько часов. Пока обнаружили место лагеря, пока двинулись по следу, отставание во времени увеличилось.
Но немцы имели и преимущество. Они действовали на своей территории и могли получить в любой момент поддержку любых подразделений, расквартированных неподалеку.
Егеря ни разу не потеряли след. Судя по тому, что русская группа шла быстро и почти без привалов, они поняли, что имеют дело с опытными профессионалами, а не партизанами, как изначально предполагали.
Командир разведгруппы, дав подчиненным возможность отдохнуть и подкрепиться остатками продовольствия, распорядился собирать хворост, и Тихон сразу понял зачем. Костры должны были вспыхнуть не для приготовления пищи, а для встречи самолета. Если бы разведгруппа взяла в плен немца, он был бы связан и обезоружен. А у долговязого пистолет в кобуре, и говорит он по-русски чисто, как носитель языка. Наверняка в его портфеле важные документы. Об одном только он беспокоился: если прилетит У-2, то заберут немца с его портфелем, и тогда ему, Тихону, предстоит остаться с группой. А если повезет и прилетит лицензионный «Дуглас», то вывезут всю группу.