– Так точно!
И «особист» ничем помочь не может. Полеты – это не его епархия, тем более полеты немецких летчиков. Хотя предположение он высказал:
– Не наши ли предатели? Скажем, из тех, что были сбиты над оккупированной территорией?
– А вот собьем и узнаем, – криво усмехнулся начштаба. – И где аэродром их – тоже… Тогда отштурмуем по полной, осиное гнездо уничтожить надо! Все свободны!
Пилоты козырнули и вышли.
Комэск закурил:
– Не верю, что предатели, немцы это! Ну не мог наш, советский летчик в спину своим стрелять! – бросил он зло.
Вместе с Тихоном комэск направился в казарму, где в укромном углу вместе с Кузнецовым они обговорили детали. А еще комэск провел «летучку», объявил пилотам о происшествии и обязал следить – не затесался ли в их строй чужак.
– Как его узнать-то?
– Ты же все номера самолетов в своей эскадрилье знаешь? Тем более они на всех наших самолетах на тройку начинаются.
– Этого еще не хватало – номера рассматривать! Что я, орудовец?
Орудовцами до войны называли милиционеров из отдела регулирования движения, прообраза ГИБДД.
– Жить захочешь – будешь разглядывать. Хуже всего то, что они к «бомберам» или «горбатым» под видом прикрытия подобраться смогут. Тогда беды не избежать.
Кто-то из сообразительных сразу предложил:
– Если у них «Яки», то они по рации могут все наши разговоры прослушивать. Надо какой-то условный знак, сигнал подать, чтобы не насторожились.
Предложение поддержали, но слово «чужой» сразу отвергли:
– Если они русский язык знают, сразу поймут.
– Откуда немцам русский знать?
– Ты про Липецкий авиацентр забыл?
Летчики были наслышаны о Липецке. Там в тридцатые годы немцы испытывали свои самолеты, обучали летчиков. Были еще такие школы – танковая, где бывал Гудериан, и химическая. Так вот летчики немецкие в Липецке с русскими общались – с персоналом, барышнями на танцах – на пальцах. Кроме того, многие немцы в летных школах изучали язык вероятного противника, особенно после испанских событий 1937 года.
После долгих споров решили остановиться на слове «гроза». Потом в «курилке» долго обсуждали – немцы это или все-таки наши предатели. «Особист» еще в штабе сначала предложил происшествие засекретить, чтобы ненужную панику не создавать, однако начальник штаба был резко против:
– Летчики должны знать об угрозе. Ты хочешь, чтобы кого-нибудь сбили? Лапшин ведь чудом до аэродрома долетел.
Прошла неделя. Они, как и прежде, вылетали на задания, но чужих «Яков» не видели.
Все эти дни Тихон летал ведомым у Кузнецова.
После одного из полетов их вызвали в штаб. В кабинете у начальника штаба сидел «особист». Оба были хмурыми, и накурено – хоть топор вешай.
Пилоты вошли, доложились по форме.
– Федоров, – начальник штаба загасил папиросу в пепельнице и поднялся навстречу Тихону, – у меня для тебя неприятное известие. Вчера в четырнадцать двадцать на аэродроме Измайлово – это в полусотне километров от нас – на посадке был сбит наш истребитель. Он последним садился, вдруг «Як». Очередь из пушки, истребитель рухнул, летчик погиб.
– Чужой «Як»?
– Догадлив, Федоров. Но это еще не все. Все происходило на малой высоте, зенитчики не успели сделать ни одного выстрела. Но бортовой номер нападавшего запомнили.
– Пятьсот четырнадцать?! – не сдержался Федор.
– Триста второй! Номер твоего самолета, Федоров!
У Тихона дар речи пропал. Это что, его обви-няют?
– Во сколько это случилось? В четырнадцать двадцать? Я в это время на своем аэродроме был, можете по журналу проверить.
– Уже проверили. Поэтому и разговариваем с тобой здесь. Нас по телефону из дивизии запросили – есть ли такой номер. Выяснилось все – и номер, и что ты на аэродроме уже час как был.
Тихона пробил холодный пот. А если бы так совпало, что он в это время на боевом задании был? Как тогда оправдаться?
– Вот что: номер твой уже по всем полкам передан, как бы тебя свои не сбили. Видимо, немцы в тот раз, когда твоего ведомого обстреляли, номерок твой запомнили и на фюзеляже его нарисовали. Я уже звонил в БАО, тебе номер новый нанесут – временно, конечно. Чую, эти «Яки» нам еще изрядно кровь попортят.
Тихон некоторое время раздумывал. Если вести себя пассивно, надеясь на случайную встречу, немцы еще не один наш самолет собьют. У них была «свободная охота» – это когда пара истребителей вылетала без определенного задания. Вот бы нам перенять у врага этот опыт!
– Товарищ майор, разрешите?
– Валяй!
– Нам бы парой на свободную охоту вылететь, может статься – и не раз. Где-то же у них есть аэродром. Подловить бы…
– У нас свободных самолетов нет. Сам видишь, каждый день на прикрытие летаем.
– Тогда придется уповать только на случай. И не одного уже летчика с самолетом потеряли. Неделю о подобных происшествиях слышно не было, а теперь вот снова проявились. Если им укорот не дать, и дальше продолжать будут.
– Рискованно, наверняка у них радиосвязь со своими есть. Вызовут подмогу и вас обоих собьют. Нет, запрещаю. Но чтобы проследил перекраску номера.
– Есть!
– Свободен!
Оба пилота козырнули, повернулись и вышли. На крыльце штаба остановились, Кузнецов закурил.
– Думаю, у них аэродром подскока есть, даже площадка недалеко от передовой, – задумчиво сказал он.
– Конечно, где-то же они должны заправляться, бое-комплект пополнять.
– Это само собой, но я не об этом. Ты обрати внимание: твоего ведомого обстреляли на обратном пути, теперь в Измайлово самолет на посадке сбили. Они высматривают наших, когда они с передовой возвращаются. Очень удобно, кстати, топливо на исходе, бое-комплект зачастую израсходован…
– Это понятно, продолжай.
– Если бы они с тылового аэродрома взлетели, они бы не успели догнать и в хвост пристроиться. Здесь время играет решающую роль.
– Принимается. Но сколько раз мы уже над оккупированной территорией летали, а ты видел хоть один аэродром? То-то!
– А им полноценный аэродром и не нужен. Два самолета можно замаскировать так, что сверху и не увидишь. И узкую полосу для взлета, пятьсот метров длиной, а то и короче. Взлетают на форсаже, только сели – по тормозам.
– Давай так. Пока нашу пару не разбили, договоримся с комэском. После боевого задания по прикрытию отваливаем в сторону, в один день – на юг, в другой – на север. Прочешем полосу километров десять шириной и на удалении от передовой километров пятнадцать-двадцать. Где-то они прячутся.