И вдруг рядом с кабиной – очередь трассирующих пуль. Черт! Немцы сзади и со скалы сверху бьют!
Тихон двинул ручку газа вперед до упора – сейчас вопрос жизни и смерти решали секунды. Даже если оторвет один поплавок с крыла – не страшно, главное – убраться отсюда.
Двигатель начал разгонять самолет, но что-то уж очень медленно. И рев у него был не такой, как всегда.
Тихон бросил взгляд на тахометр и понял – двигатель не набирает обороты, завис на средних. И скорость не растет – пятьдесят километров. А для того, чтобы оторваться от воды, нужно сотню набрать. И газ сбрасывать нельзя.
Шхеры уже позади, впереди открытое пространство. Но пуля быстрее самолета, и надо хотя бы километра на три-четыре от шхер удалиться.
Самолет подбрасывало на крупной зыби. Ну еще бы набрать хотя бы километров двадцать! Тогда самолет встанет на редан и сопротивление корпуса в воде резко уменьшится.
Никак! Двигатель ревел, самолет бежал по воде, но разгоняться не желал. От шхер уже далеко, километров пять, а то и семь отмахали.
Тихон снял шлем и вытер пот со лба, а то в глаза попадает. Он с трудом удерживал штурвал, рвущийся из рук. Так бывает при взлете, но сейчас самолет никак не хотел отрываться от поверхности воды.
В дверь просунулся разведчик. Он уже натянул на себя мундир, но по-прежнему был босиком.
– Чего не взлетаем?
– По самолету стреляли, движок оборотов не набирает. Взлететь не можем.
– Что делать?
– А что ты можешь? Будем вот так, по воде передвигаться. Нам хотя бы до Рыбачьего добраться, там свои.
Легко сказать – добраться! Долго такого режима самолет не вынесет, постоянных ударов волн в нос может не выдержать фанерная обшивка.
Подумав об этом, Тихон сбавил обороты. Однако из чужих вод нужно убраться поскорее. Недалеко фарватер, и если его заметят с проходящего судна – обстреляют или вызовут катера. Вражеских самолетов Тихон не боялся: в темноте они его не смогут обнаружить, это сложная задача.
После того как он сбавил ход, жесткие удары волн о нос прекратились, зато теперь явственно была ощутима килевая качка – как на корабле.
Тихон открыл планшет и зажег штурманскую подсветку. Как далеко до Рыбачьего? Успеют ли они добраться до рассвета? Хватит ли топлива? Если у егерей есть рация, все его старания могут пойти прахом: при подходе к полуострову его перехватят немцы.
Так, километров сто осталось. При скорости самолета около сорока километров в час это два с половиной часа ходу. Долго! А еще беспокоил двигатель. Полных оборотов он не развивает, но хоть так тянет. Не развалится ли, сдюжит? Проблемы начались после обстрела. Звуки металлических щелчков, которые он слышал, – это пули били в мотор. Если бы они попали в корпус, пробили бы фанеру насквозь, и без всяких звуков.
Но парни-то из разведки каковы? Один ранен, другой убит, а его несли… Похоже, оружие при подходе к шхере бросили. Зачем таскать лишнюю тяжесть, если патроны кончились? Или на берегу бросили, все равно не до того было.
Тихон в душе одобрил свои действия. Правильно он сделал, что завел самолет в шхеру, фактически вытащил парней из рук егерей. А не поверь он сигналу, отверни в последний момент – уже сейчас бы приближался к своему гидродрому. И никто и никогда не узнал бы о судьбе пропавшей разведгруппы.
Разведчик снова просунулся в дверь кабины:
– Что, хреново?
– Хуже бывало, – соврал Тихон – в такую ситуацию он еще не попадал.
Разведчика колотило, и неудивительно: форма мокрая, ноги босые, сапоги он, по-видимому, забыл на берегу. А в самолете из всех щелей дует холодный воздух, чай, не Черное море.
– В четвертом отсеке, где пулемет, чехол для мотора лежит. Закутайся в него, все теплее будет. Мне тебя живым доставить надо.
– Понял.
Разведчик повернулся к раненому, который сидел в пилотской кабине:
– Ты как?
Раненый промычал нечто нечленораздельное – говорить сил не было.
– Живой, земляк. Ты только не расклеивайся. Скоро у своих будем, в госпиталь тебя определят. Белые простыни, жратва три раза в день, медсестрички, санитарочки…
Впереди показалось что-то черное, и Тихон отвернул влево. Рыбачий? Перешеек и немного земли к северу немцами заняты. Четкий опознавательный ориентир – мыс Кекурский, за ним уже точно наши.
Тихон все чаще поглядывал на бензиномер – топливо расходовалось катастрофически быстро. И под ноги время от времени приходилось поглядывать – не подступает ли вода. Ну не положено самолету так долго морем идти. Выдержит ли обшивка? Хоть бы еще немного продержалась!
Земля виднелась по правому борту. Судя по карте, отмелей и подводных скал нет. А на востоке небо уже сереть начало, предвещая близкий рассвет.
«Задержись немного, светило! – заклинал про себя солнце Тихон. – Ну хоть на четверть часа!»
Земля резко ушла вправо. Если он правильно определился, это мыс Кекурский. Сколько раз он видел его сверху! Тихон плавно повернул самолет и обогнул мыс по большой дуге. Двигатель чихнул раз, другой, но вновь заработал ровно. Остатки топлива плескались в баке, и при маневре топливозаборник на несколько секунд оголился. С минуты на минуту бензин закончится.
До берега рукой подать – километр. Ну, была не была! И Тихон дал полный газ!
Вариантов немного: либо кончится бензин, либо «сдохнет» поврежденный мотор, либо они достигнут берега…
Каждая секунда приближала их к суше. Пятьсот метров, двести, сто… Двигатель заглох. Винт провернулся по инерции еще несколько раз и замер. «Амбарчик» прошел еще немного и бессильно закачался на крупной мерной зыби. До берега – полсотни метров ледяной воды.
Пока Тихон раздумывал, что можно предпринять, на берегу появился морпех. На нем была форма обычного пехотинца, но под нею была тельняшка. Винтовку СВТ, или «Свету», как называли ее бойцы, морпех держал наготове.
Тихон перелез в носовой отсек – отсюда его было видно почти по пояс.
– Кто такие? – крикнул боец.
– Свои! Повреждения получили, и «горючка» закончилась. Срочно нужен санитар и кто-нибудь из командиров. И шлюпка, самолет к берегу отбуксировать.
Красноармеец исчез из поля зрения, как сквозь землю провалился. Траншеи у них тут, что ли? Земля – камень сплошной, и выдолбить ходы стоит больших трудов. Слышал Тихон, что немцы на своей стороне полуострова и склады, и госпитали в скалах вырубили, а также убежища для солдат. Причем изнутри деревом обшили – как защитой от холода. Зимой промерзлые камни тепло забирают, и «буржуйка» жрет дрова, как паровоз.
Вскоре красноармеец появился снова, на этот раз с санитаром и командиром в черной морской форме. А затем и шлюпку пригнали, на веслах – четверо красноармейцев. Снабжение Рыбачьего по морю шло ночью, катерами. Так же и раненых отправляли на Большую землю, немцы с хребта простреливали пушками почти весь полуостров.