— Переночевать.
— А еще?
— Еды, водки и кое-какого снаряжения. В долг.
— Зачем? Уж не к Монолиту ли решил прогуляться?
— К нему. — Мне нет смысла врать.
Крякнув, Сидор достает из-под стола бутылку водки, режет на газетке колбасу. Старая сталкерская привычка решать проблемы за выпивкой. А голова у него крепкая.
Появляются стаканы. Летит и дребезжит по цементному полу крышка с банки маринованных огурцов.
— «Медузу» бармену сдашь. А это — так, угощаю…
— Твое здоровье.
— Ты бы лучше за свое выпил. Что с тобой творится, а, Чемодан? Не расскажешь?
Что ж, можно. Я излагаю с самого начала — как, покинув Зону, нашел Аду и осел у моря, как заскучал, как нашел родственника с проблемами и понял, что вдвоем в Зоне мы составим неплохую команду…
— А это не вы пытались долететь до ЧАЭС на параплане с моторчиком? — перебивает Сидор.
— Было такое дело.
— А потом приплыли по реке на байдарке и хотели высадиться ниже Припяти?
— Тоже мы.
Кажется, Сидор доволен: я ему не вру. Но следующий вопрос он, по-видимому, сам считает чисто риторическим:
— Ну и на хрена?
Как объяснить ему, что Вычет непременно хотел сначала испробовать пути, кажущиеся ему — ему! — самыми простыми и очевидными? Лишь тот, кто сидит вдали от Зоны, может позволить себе увлечься такими фантазиями.
И как объяснить, почему я пошел у Вычета на поводу?
Не знаю.
— Понимаю, глупо… — Вздыхаю с сокрушенным видом, ерошу волосы. — А с другой стороны, почему не попробовать? Давно уж никто не пробовал. Вдруг что-то изменилось?
— А оно изменилось? — ухмыляется Сидор.
— Служивые не меняются. Оба раза нас засекли, оба раза мы сделали ноги. Чудом, кстати сказать. И в третий раз уже пошли, как ходят все нормальные люди…
Другой бы на месте Сидора сострил, что зря меня Чемоданом зовут — надо бы Бледнолицым. Ибо только он, согласно анекдоту, может наступить два раза на одни и те же грабли.
— Слушай, Сидор, — говорю я задушевно, — мы идем к Монолиту. Хочешь верь, хочешь не верь. Да, я псих. И дурак. И так далее. Но мы идем к Монолиту, и этот парень — не «отмычка». Я его доведу, если смогу. Ему надо.
Сидор молчит, но и молча умеет вытягивать слова. А мне наплевать. Я говорю чистую правду, и в этом, возможно, наш единственный шанс.
— Жена у него умерла. Недавно. Лейкемия.
— Просить идет? — Сидор поднимает бровь.
— Нет, блин, на прогулку вышел! Вопросы, извини, у тебя… Конечно, просить идет, зачем же еще?
Остро чувствую недоверие. Нет, в том, что Вычет идет просить Исполнитель Желаний вернуть любимую, Сидор не сомневается — повидал уже таких на своем веку. Экскурсанты в один конец. Он не Вычету — он мне не верит. Я никогда не был самоубийцей, я всегда был очень осторожен, так чего ради сейчас я по своей охоте готов пойти туда, откуда не возвращаются? Или я баки ему забиваю?
— Знаешь, что о вас рассказывают? — говорит Сидор. — Твой парнишка идет на Зов. И ты идешь. Но ты Зоне не нужен, а он нужен. Ты только средство доставки, а вот он — интересная личность. Кому надо, тот давно навел справки. Пинский Ростислав Эдуардович, он же Вычет, двадцать семь лет, из вундеркиндов, математик, автор таких-то и сяких-то научных работ, без пяти минут доктор наук, восходящее светило мировой науки и так далее… Усек?
— Быстро работают… Интересно, кто?
— Кому надо, тот и работает. Мне тоже наводка на тебя пришла. Пол-Зоны о вас уже знает, а еще день-два пройдет — шагу ступить не дадут. Зона абы кого к себе не зовет, ей твой Вычет нужен. Чего ради?
— Ты прямо как дитя малое, — бурчу я, — в Зов веришь. А в лешего и кикимору ты случайно не веришь? Нет никакого Зова!
Сидор не обращает внимания на мои слова.
— Умный совет хочешь? Завтра придет дрезина, я тебя на ней за Периметр отправлю. Вместе с Вычетом твоим. Убирайтесь из Зоны, пока целы, дело говорю. Потом сам спасибо скажешь.
Я медленно качаю головой.
— Не хочешь? — усмехается Сидор. — И после этого ты не под Зобом?
— Я не под Зовом. Я сам по себе.
— Сам по себе ты никогда не пошел бы на это! — Сидор фыркает. — Что я, не знаю тебя, что ли? За три года человек не мог так перемениться. Ладно, слушай. Про «О-сознание» слыхал когда-нибудь?
Теперь фыркаю я.
— Байка это.
— Может, байка, а может, и нет. Мифы, знаешь ли, тоже не всегда на пустом месте рождаются. Была, короче, группа ученых, поддержанная то ли олигархами, то ли еще кем…
— Жидомасонами, — глумливо перебиваю я.
— Заткнись. Крупным капиталом, короче. Цель проекта: влияние на ноосферу, приспособление ее… к определенным нуждам отдельных лиц. Тут у научников с олигархами взгляды, естественно, несколько разошлись, но уболтать яйцеголовых — не ахти какая проблема. Легенда, как ты знаешь, гласит, что эти умники обосновались возле Саркофага и при помощи неких технических средств умудрились объединить свои мозги в единую систему — этакий Сверхразум. Если фигурально, то Второй взрыв был первым криком младенца-Сверхразума, а Зона и все ее шалости — частью продукт его жизнедеятельности, частью защита. И ты знаешь, что говорят о Монолите — липа, мол, фикция, отвлекающий объект и ловушка для самых настырных и везучих дураков. Между прочим, похоже на правду. — Сидор наставительно поднимает кверху огурец, словно указательный палец. — Теперь смотри, как все складывается. Защита у Сверхразума хорошая, но не идеальная, так? Его влияние на ноосферу что-то не очень ощущается, так? А что такое идеальная, с его точки зрения, Зона? Пустое, недоступное пространство с центром в Четвертом энергоблоке. Так? Чего не хватает Сверхразуму, чтобы окончательно закуклиться и управлять из недоступного убежища всей жизнью на Земле? Элементарно, Ватсон: мощности ему не хватает. Не знаю, как там у них с машинерией, а интеллектуальную мощь нарастить очень просто: надо заманить в зону одного или нескольких молодых гениев и подключить их мозги к Сверхразуму. Ну? Понял теперь, зачем Зоне нужен Вычет? И зачем ты? И во что может превратиться Зона?
— Ты правда во все это веришь? — Меня разбирает смех.
— Другие верят, а я не белая ворона. Хочешь, чтобы из-за тебя нашему клану объявили войну? Да и у меня лично будут неприятности. Оно мне надо?
Вот он, ожидаемый момент истины. Разговор идет в нужном русле.
Маню Сидора пальцем, чтобы нагнулся, и кожей чувствую, как напрягается на своем табурете телохранитель. Чуть мотнув головой в его сторону, еле слышно шепчу:
— Пусть выйдет.
— Он глухонемой.