— Так завалились вчера эти гарнизоноустроители, — извозчик неодобрительно поцокал языком, — и пользуясь отсутствием местных жителей, прямо при господине Пскаре, к жене того… самым непотребным образом!
Припомнила я госпожу Пскаре — тоненькая такая, хрупкая, молодо выглядит очень, но с речью у нее трудности, она при чужих всегда заикаться начинает, от этого стеснительная очень, застенчивая, такую что младенца обидеть.
— С женщиной что? мрачнея, спросила злая черная ведьма.
— С ней-то? — извозчик хотел было сказать, да умолк, оборвав себя.
— А вот господин Псаре пострадал сильно, он за честь супруги до последнего боролся, покудова из соседних домов не набежал люд местный, он…
— Поехали, — оборвала я мужика.
— Куда едем? — извозчик лихо вскочил на козлы.
— В таверну, — ощущение было, что тучи надо мной как-то разом сгустились.
— Ээ, так, госпожа ведьма, — мужик обернулся, с сомнением глядя на меня. — так это… маги там, белые.
— В таверну! прошипела я, чувствуя, что реально зверею.
И мы помчались в город.
Мчались быстро.
Коты разок проснулись, когда на кочке при въезде на городскую дорогу подбросило, пришлось полить мешок дополнительной порцией сонного зелья, а потом зажать себе нос, чтобы не надышаться и не вырубиться поверх мешка же.
Потом въехали в город, причем стражники, заприметив мешок, почему-то спросили:
— Убиенные младенцы?
— Расчлененная девственница! — гордо ответил извозчик.
Все преисполнились важностью момента и нас с самым суровым видом пропустили. Правда не успела двуколка отъехать, как сержант Авинский нас остановил, в десять шагов догнал и, понизив голос, хриплым шепотом произнес:
— Госпожа ведьма, вы там это, как с останками закончите, вы их спрячьте, я зайду вечером с ребятами и сам закопаю. А то магов этих в городе развелось, еще арестуют вас…
— Там камышовые коты! — прошипела разъяренная я.
Лицо стражника сделалось удивленным, после он произнес:
— Нет, за животных не арестуют, но на всякий случай, вы потом на пороге мешок оставьте, я сам закопаю ночью. Доброго дня вам, госпожа ведьма.
Когда двуколка снова тронулась, у кого-то нервно дергался глаз. Левый. Основательно.
И кто-то злился. Тоже основательно.
И потому, когда мы подъехали к таверне «Два пескаря» состояние «все бесит» охватило окончательно.
— Ждать здесь, приказала я, — спрыгивая с двуколки и подсоединяясь к источнику Люсинды.
Ее лавка находилась неподалеку, и по регламенту в случае необходимости я могла взять часть сил так же, как могла Люсинда, если была в пределах действия моего источника. А потому, когда в грязном изгвазданном тиной платье я подходила к порогу таверны, по моим пальцам струилась магия, а глаза, и я точно это знаю, сейчас светились зеленым пламенем.
И трем белым магам, ошивающимся у входа, следовало бы принять, это во внимание!
— Ээм, госпожа Гермишшейн… — начал было березка.
И отлетел, снесенный силовой волной. Двое других просто безропотно отступили, пропуская разъяренную черную ведьму внутрь.
Но когда я вошла, ярость усилилась!
Потому что в чистом уютном заведении семейства Пскаре царил полный разгром! Полный и абсолютный. Были сорваны со стен и балок связки лука, грибов и овощей, столики перевернуты и сломаны, стулья частично затыкали собой пространство окон, стойка торговая в двух местах проломлена, и, учитывая, что на одном столе остался порванный белый фартук ломали господином Пскаре!
Ярость поднималась волнами, окончательно захлестывая, и взбешенная ведьма не сразу заметила поднявшихся при моем появлении мужчин. И не заметила бы вовсе, не произнеси рожа удивленного:
— Телль?!
Медленно, очень медленно повернув голову, увидела четверых окруживших один из немногих уцелевших столиков. Рожа, незнакомые мне два офицера и господин Гоштен глава местной гильдии рестораторов. Арвейн выглядел злым, офицеры были скорее удивлены, господин Гоштейн опустил глаза.
И я даже не узнала свой голос, когда прямо спросила:
— Оплачивают ущерб или пытаются запугать?!
Глава гильдии и голову тоже опустил. Сразу стало понятно — второе!
— Телль, — рожа стремительно направился ко мне. — какого черта ты тут вообще…
А я ведьма! Черная! Злая! Взбешенная!
Силовая волна ударила прежде, чем я даже пальцами щелкнула — эмоции, с ними всегда так. И мага отшвырнуло до противоположной стены, пронеся по воздуху шагов сорок. Офицеры схватились за оружие, но зря пошевелились — щелчок, и два ясеня нервно задвигали веточками. А я уже ткала, выплетала узор заклинания, определяя виновников…
— Телль, — рожа слишком быстро пришел в себя, вскочил с пола. Телль, что ты творишь? Ты соображаешь, что нападение на белого мага…
Черный смерч охватил мага, закружил, лишая доступа воздуха и возможности пошевелиться, приподнял крышу и швырнул рожу в сторону находящегося во власти штиля моря. Нельзя злить черную ведьму!
А после я просто закрыла глаза, начиная видеть иным, магическим зрением…
Их было четырнадцать… Пришли к закрытию, потребовали выпить… Господин Пскаре бесплатно налил, только бы ушли. Не ушли! Стоило ему вежливо попросить их покинуть заведение, как началось… В любом случае началось бы, эти «герои» к безнаказанности привычные оказались. Началось избиение трактирщика, вниз переживая за мужа, сбежала госпожа Пскаре…
От моего бешенства затряслись стены!
— Экаэр трамаэр дшарахс! — заклинание прозвучало приговором. Жестоким. Унизительным. Не снимаемым никем, кроме меня!
— Госпожа ведьма, — прозвучал дрожащий голос господина Гоштейна.
Медленно открыла глаза, втягивая зеленый огонь молниями разошедшийся в пространстве.
— Госпожа ведьма, — он торопливо подошел ближе.
Что примечательно, кое-кто меня даже не убоялся! Вообще не убоялся, разве что приостановился, пока я молнию втягивала.
— Госпожа ведьма, — господин Гоштейн встревоженно на меня смотрел, — а они вас… они вам…
— Пусть рискнут здоровьем, — прошипела взбешенная я. — Господин Пскаре где?
Господин Гоштейн тихо произнес:
— У лекаря. — А затем встревоженно: — Госпожа ведьма, надолго же они в Бриджуотере, не стоило вам… Теперь ведь вне закона объявят. Ничего ж сделать то и не успели, соседи прибежали, а вам же теперь…
Медленно отпустив источник Люсинды, повернулась к главе гильдии и очень спокойно напомнила:
— Солдаты здесь надолго, господин Гоштейн, — это вы правильно сказали. От того и наказание должно быть суровым и показательным, чтобы впредь неповадно было. И на будущее — это ваш город, господин Гоштейн, ваш дом, не позволяйте кому бы то ни было запугивать себя в своем доме. И кстати — проклятие с них сниму только после того, как возместят весь ущерб, как материальный, так и моральный.