— Теперь, очень честно! — заявила Саломея. — Когда ты утратил контроль над своей жизнью, как сам считаешь? В какой момент это произошло?
В кабинет робко вошла женщина. Таких называют среднестатистическая россиянка. Лишь взглянув на неё, Саломея многое поняла. Ей самой трудно жить в семье. Эта женщина берёт вину всех и вся на себя. Разговор с очередной матерью наркомана был откровенным. Среднестатистическая россиянка очень неохотно поведала о своих взаимоотношениях с мужем.
— Понимаете, я сомневаюсь, — задумчиво оглядела кабинет, — кому, всё же, больше нужна психологическая помощь? Мне или сыну? Я всё думаю, что сильнее: усталость? одиночество? Я научилась улавливать перемены в настроении мужа. Помалкивать, со всем соглашаться и потому…
— …Ваши взаимоотношения с мужем напоминают взаимоотношения родителя с ребёнком. Очередная сцена, обиды и раздражительность на пустом месте. Вы не можете сказать «нет». Отказать! — Саломея попала в точку. Собеседница удивлённо взглянула. — Вследствие этого характер вашего сына сформировался негативно. Вначале мальчик не мог устоять перед своими желаниями… Вы не уберегли, прежде всего, себя от этого человека, — своего мужа, это и привело к таким разрушительным последствиям, к сожалению.
— Жаль, мне никто не говорил этого раньше! Подумать не могла! — Неуверенно поправила воротник скромной трикотажной кофты. Саломее стало жаль её.
— Расстраиваться не стоит, да и время не упущено. — Улыбнулась.
Саломея немного подождав, вышла из кабинета. Третий посетитель почему-то не дождался. Кресла были пусты. Она прошла вдоль коридора. Дверь чуть приоткрыта.
— … Это относительно теории… Многие симптомы психологических отклонений, — читал очередную лекцию Князев, — и мы знаем их имена. Депрессия, тревога, переедание и недоедание. А также, наркомания, навязчивые мысли, чувство вины, стыда, проблемы в браке. Всё это нарушение наших внутренних барьеров. — Подошёл, распахнул дверь. Заметил Саломею, кивнул в ответ.
— Подожди меня! — Вернулся к слушателям. — Или, если хотите, можно и так выразиться, нарушение межлистностных барьеров…
Саломея заварила чай. Расставила чашки. Наконец, в дверях появился учитель. Чуть хмурясь, произнёс:
— С минуты на минуты должен подойти один наш коллега. Представитель другой школы. Поговорим?
— Моё присутствие так уж необходимо?
Не успела спросить, — в дверях появились двое. Один из них энергично пожал руку Александру Васильевичу.
— Варфоломей! — Небрежно кивнул Саломее. Услышав редкое имя, усмехнулась про себя. Мужчины были одного возраста, — лет тридцати. Стильно одеты. И очень разные. Второй гость молча стоял в дверях. Равнодушный взгляд его скользил по стенам кабинета, лицо выражало какую-то патологическую усталость. В обоих мужчинах Саломея заметила едва уловимое сходство.
— Мой брат! Николай! — кивнул в сторону двери. — Я звонил вам по поводу…
Александр Васильевич представил Саломею. «Брат» вежливо кивнул ей, демонстративно игнорируя хозяина кабинета.
— Опять же, — привёл окончательный довод Князев, — употребление алкоголя, как все мы знаем, равносильно кастрации! — словно беседуя только с Варфоломеем, закончил небольшой, как всегда, вступительный монолог.
— И это его не остановит! — сокрушённо покачал головой Варфоломей. — Я не прав? — обратился к брату.
— Я всё понял! Но о чём речь, Варя? — Насмешливо заметил тот. — Да! Я — бабник! Верно! Думал, «этим» меня напугать? А вы знаете хотя бы одного художника и не бабника? На кой ляд ты привёл меня! — Дёрнулся, подался вперёд, артистично поправил полу элегантного пиджака. — Спору нет, в последнее время терплю фиаско! Тем не менее, глупо всё это! — Указательным пальцем, сделав воздушное кольцо, взял в него собеседников.
— Какие видения преследовали вас во время последнего приступа…, — наконец, отозвалась Саломея. Немного замялась, неожиданно почувствовав лёгкое волнение Николая.
— Во время белой горячки? — уточнил «брат».
Это было последнее, что он произнёс игриво и самонадеянно. Вначале Николай потёр вспотевшие ладони. Опустил голову, вскинул её и, глядя в глаза женщине, будто винясь, признаваясь в чём-то постыдном, стал рассказывать. Ярко. Так художник — живописец пишет картины. У Саломеи пробежала дрожь по спине. В конце голос его охрип.
Выслушав, Князев одобрительно кивнул. Варфоломей недоумённо взглянул на женщину. Снова взглянув, уже с интересом, развернул кресло в её сторону. Давно не видел брата таким растерянным, напуганным.
— Всё, что вы рассказали, — не бред! Известно, что при употреблении алкоголя и наркотиков, душа отделяется от тела. И, что не изучено до конца, — возможно и, правда, вы видели сущностей ада — змей, чертей, всякую нечисть. В Священном писании сказано: святой дух — всюду! Вокруг нас. Вероятно, представители этих самых сил зла, — тоже рядом. — Саломея откинула голову. — Там было темно?
— Темно?! — неожиданно выкрикнул, — черно! Не знаю, как там, в аду, — но, ужас! Тебя несёт в эту темноту, чернь, пропасть. Бездонную…, — нервно потёр руки.
— Вы мучились, потому и были в, так называемом, состоянии грешника…
— Подозреваю, — перебил, — состояние праведника — блаженство? Рай?
— Это состояние, Николай, поверь, тоже рядом, как и та, бездонная, чёрная пропасть!
— Всё зависит от тебя самого! Вот от этого! — отозвался с удовольствием Варфоломей, слегка постучал согнутой пятернёй по лбу.
Рай и ад. Варфоломей и Князев немного поспорили, отстаивая постулаты своей школы. Своё направление. И всё же! Рай и ад! Что это? Игра человеческого ума, воображения? Только и всего? Или…
— …Будда, — в очередной раз спокойно возразил Князев, глядя на молодого коллегу, — видел не девять, а шестьсот восходящих слоёв…
К чаю никто не притронулся. Поглощённые беседой, мужчины едва кивнули ей на прощание. «Вот и глаза засветились!» — отметила, взглянув в лицо Николаю. Ещё раз обернулась на всю компанию и вышла.
Сумерки. Вечернее небо столицы залито светом. Красно-багровый шар солнца уходит за горизонт. Небо не желает остывать. Расцвеченное всеми оттенками красного, — по-прежнему, пылает, как днём. Редкие перистые облака на багровом, зловещем фоне, дают слабую надежду, — перемены прогноза. На завтра. Крошечную, совсем хрупкую передышку, — глоток прохлады, дождь.
Саломея подняла голову. Лёгкие облака, — нелепые мазки серой краски в какофонии густого цвета, причудливо делят небо на мелкие фрагменты, — ступени в небо, — жаркие, заходящие красно-пурпурные остатки дня. Ступени в небо. «Шестьсот слоёв. Восходящих слоёв». Сердце вдруг бешено заколотилось. Быстро села в машину. Такого с ней ещё не происходило. Не успела закрыть дверцу, как увидела яркий свет в конце коридора. Только что, любуясь панорамой закатного дня, неожиданно оказалась в конце коридора. Свет. Он был знакомым. Невероятно быстро, её несло всё выше сквозь серебристо — белый свет, затем голубой, синий. Легко. Такого не было ни разу. Островерхие крыши католических соборов. Странное небольшое помещение в одном из них. Чёрные атласные капюшоны склонены. Начало церемонии. Она вглядывается вперёд. Пытается разобрать слова. Слышит лишь: