— Amen, amen! Ite, missa est!(1).
Внезапно, из подсознания. Имя. Фи — ли — пп. Мэтр. Мэтр Филипп. Слова превращаются в звуки, растворяясь далеко, в голубоватой дымке вздымающихся горных вершин. Альпы.
— Deo gratias! (2) — Звучит тихий грудной голос.
Более звонкий вставляет, дробит на части имя. Мэтр Филипп.
Слышится другой голос. Тусклый. Плоский. Не разобрать. Словно граница, делит сумерки. Голос вздымает вверх, эхом бьётся о каменные утёсы, — затем, неумолимо продолжая путь, опускается, отскакивая где-то рядом. Берёзы. Голые ветки на ветру под свинцовым небом. Они шепчут: «Убийца!». Странные голоса бормочут: «Ничтожная ненависть, ничтожная любовь!».
Она пытается что-то разобрать ещё. Напрасно. С усилием разомкнулись тяжёлые веки. Глаза открылись. Где-то была вода. Нащупала пластиковую бутылку. Глотнула. Немного посидела, пытаясь понять причину нового состояния, заглянуть в себя. Что это? Какое событие и что именно так резко переключило её, изменило скорости?
Поток автомобилей шёл медленно. Изредка нервно сигналя, водители настроились угодить в пробку. Обошлось. Медленно, но двигались. Уже огни неоновых витрин празднично освещали улицы. Поглядывая по сторонам и, беспокойно глядя на часы, Саломея нетерпеливо смотрит вперёд. Периодически поднимая голову, опасается — возникла всё же проклятая пробка или нет? Наконец, поворот направо свободен. Выехала в «свою» сторону. Облегчённо вздохнула.
____________________.
1. Аминь, аминь! Месса окончена! (лат.).
2. Слава Богу! (лат.).
Ключ упорно не попадал в замочную скважину. Дверь распахнулась. Вадим, пристально глядя в лицо жены:
— Ну — у! Моля! А бледная, как…, — чмокнул в щёку.
— Как смерть, хочешь сказать? — Потёрлась щекой о плечо.
— Не совсем, конечно! — Закрывая дверь. — У Князева была? Небось, что называется, оттачивала мастерство?
— Как догадался? — устало, спросив, присела. — А где Кирюша?
— И не только он!
— В смысле!
— А вот он, — смысл! — В коридоре появился Роман с букетом цветов. Рядом с братом стоял, счастливо улыбаясь, Кирилл.
— Ромка — а! Ромочка! Давно? — обняла сына. Не дотянулась до лица. Засмеялась. Роман наклонил голову, поцеловал мать.
— Где-то, часа в четыре! — понял вопрос.
— И не позвонил! Как же это? — Встрепенулась. — Ну, Ромка!
— Хотели сюрприз сделать. Да не кипишуй, Моля! Всё у нас готово!
Взяв букет, Саломея выразительно взглянула на Кирилла. Мальчик закусил нижнюю губу, состроил гримасу. Скрылся, затем принёс вазу. Протянул:
— Ма — а! Ну, помню! Исправлюсь! — Саломея поцеловала его в макушку.
— Кстати, я такую личность зафрендил! — Мать вопросительно уставилась на него. — Что это значит? — Затем: — Ах, ну да! Нашёл друга в инете! «Зафрендить»! — Возмутилась, — Надо же, будто в русском языке слов не хватает!
— Мам, — вступился за брата Ромка. — Теперь это норма. Нормативная лексика в русском языке! Не веришь? Нет, правда, ма!
— Прошу всех за стол! — Словно гаишник, взмахнул скалкой Вадим.
— Пекли что-то? — недоумённо спросила Саломея.
— Ромка вызвался угостить нас одной новенькой штукой! Кальционетти называется! Ну, пирожки, одним словом! Сама увидишь! Получились на славу.
— Я-то думаю, откуда на площадке такой аромат? Соседи в отъезде. Вы у меня…
Взглянула на Вадима, затем на Кирюшу. Осеклась. «Ну! И кто я такая после этого?» — возненавидела себя на секунду.
— … По другой части! Помощники мои!
— Мне Кирюша всё рассказал, мам! Ты у нас — настоящая Клэрис Старлинг!
— Издеваешься? Скажешь тоже! Какой из меня профайлер? Я…
— И всё же, твоя работа сопряжена с опасностью! А Клэрис Старлинг… Их там специально обучают! Много лет, кстати, — обращаясь к сыну, — а твоя мать, что называется, головой…
— Не в омут, — продолжила Саломея, — бездну!
— Да ладно вам! — пытался успокоить родителей старший сын, — всё утрясётся, наладится!
— Знал бы, Ромка, в какую историю ввязалась твоя мать! — в сердцах произнёс полушёпотом отец.
— А давайте, — будто не слыша его слов, — за приезд Ромочки! — оборвав тираду мужа, подняла фужер с шампанским. — Дюша! Ну, её, эту работу! Забудем!
На кухне в этот момент появился Блэкки, таща на своём хвосте игривого котёнка Моню.
— О-о! Вся семья в сборе! — воскликнула Саломея. К Роману: — Видел? Ну, как?
— Как в жизни! Полоса чёрная, полоса белая!
После ужина Рома увёл Кирюшу в свою комнату знакомить с новой игрой. Убирая посуду, Саломея неожиданно обратилась к Вадиму: — У меня ощущение, что за всё это, отвечаю я!
— Просто привыкла, — понял, о чём она, — доводить всё до конца. Не знаю, откуда, или частичка твоего дара передалась, — нахмурился, — но мы, технари, тоже имеем что-то вроде интуиции. Так вот. Знаешь, с некоторых пор у меня появилось ощущение опасности, надвигающейся опасности… — Саломея обескуражено уставилась на мужа. — Дело не во мне! Ну, ты поняла! Может, бросишь всё? А? Моля? — закончил он.
Неспроста Вадим заявил об этом. Опасность. В жизни никогда, ничего не происходит зря. Даже мысли, слова, случайные встречи. «И проверено, к сожалению, много раз. Даже слишком много», — понеслось в голове. — Вот и Вадик, с некоторых пор, — он тоже чувствует то, что и она, но по — своему».
— Дюша, а давай по коньячку! По глотку!
Он хохотнул, взяв за талию, притянул к себе. Она неловко подняла руки, чтобы не задеть его, держа полотенце одной и тарелку другой.
— Значит так! Сегодня в ночном меню — коньяк, — сморщив нос, щекотно тронул кончиком её нос, — будем кручинушку каку заливать, или как?
— Или как? Никакой «кручины»!
— Замечательно! Дальше. Что под коньячок прикажите?
— Отрежь по куску мяса!
— Ого! — К Вадиму вернулся подъём и всплеск радости. Они продолжали дурачиться, а в голове Саломеи в ту секунду наклёвывалась, как говаривал иногда Вадик, кое-какая мысль.
— «Ого»! — повторила. Поймав взгляд мужа, рассмеялась. — А помнишь? Когда это было? Тогда мы снимали крохотную комнатку в Лианозово. Отмечали седьмое ноября. Пели, болтали! Наконец, обнаружили, — выпить нечего! Ты и Валера пошли искать спиртное. Ну и времена были! Шаром кати! Да ещё этот «сухой закон»! А достали…
— …У таксистов, конечно!
— Вот именно! Пришли в два часа ночи пьяные оба, но с шампанским!
— Ну, почему же, пьяные? Я всё помню! Два часа ночи на дворе, а вы, девчонки, стали жарить яичницу на сале, потому как у нас дома, — тоже, — «шаром кати»!