— Ну, да! Понял! — стукнул себя по лбу. — Небось, Макс? Линка? Кто-то из моих?
— Конечно! Кто ж ещё? — накрывая стол, согласилась Саломея. — Уважаемый! А смотрины? Надеюсь, не станешь прятать от нас Валерию? Или в Штатах бросил?
— Не бросил! Надо же, даже известно! — рассмеялся. — Здесь она, в Москве!
— Как?! — воскликнули в один голос супруги. — Почему не привёл?
— Не поверите! — Стал объяснять. — Наверняка, вам, ребята, известно, — моя невеста из русских эмигрантов? Валерия — внучатая племянница, — махнул рукой. — С нашими славянскими родословными чёрт ногу сломает! В общем, представляете, в начале девяностых нашлась дочь младшей сестры её прабабушки. Кстати, живёт эта родственница совсем недалеко от вас. Собственно говоря, вся эта поездка ради неё! Лерки! Хотела увидеть, как выражается, кого-нибудь из своих, живых в России.
— Ну, да, конечно! — иронично кивнула. — Слышишь, Валерий! — Саломея взглянула на гостя и сделала попытку уесть его. — А ты всё такой же! Нет, чтобы промолчать! Приехал, мол, соскучился! Куда там, всегда правду-матку — в глаза!
— Что бы там ни было, — снова вмешался Вадик, — рады видеть тебя, чертяка, ты, этакий! Давай! — поднял рюмку. — За всех нас!
Потом, как водится, вспомнили молодость, студенчески годы. Даже спели несколько песен. Погрустили. Помолчали.
— Вернуться не думаешь? — вдруг спросил Вадим.
Саломея вскользь посмотрела на гостя. — Думает! Ещё как думает!
Не отвечая на вопрос, Валерий поднял глаза. Воскликнул:
— Мися! Кстати! Я вас обязательно познакомлю! Как же я забыл! Она ведь тоже из этих! — пальцами сделал в воздухе что-то неопределённое, пытаясь объяснить.
— Поняла! Не утруждайся! — поднесла вилку ко рту. — Знаешь, ты меня заинтриговал!
— Ну, так, как, Валер? Возвращайся! — гнул своё Вадим. — Дружище! Вот интересно! Чем бы ты занялся здесь? Или твоя мисс Валерия?
— Мою мисс Ландар, между прочим, поразили и потрясли, нет, убили, некоторые вещи, увиденные в Петербурге и здесь, в Москве!
— И что же это?
— Дети! Да! Беспризорные дети! Много детей! На вокзалах, в подземных переходах. Вот она и подумывает открыть здесь детский приют. Или организовать детский фонд!
— Ещё один? — скептически поинтересовался Вадим.
Валерий вопросительно глянув на него: — Поясни!
— Видишь ли, я усматриваю в этом некий парадокс, — продолжал Вадим, — этих фондов в нашей стране столько, что кажется, для того они и созданы, чтобы бездомных детей было с каждым годом больше! Продолжать?
— Пожалуй, не стоит! Я тебя понял!
— Я думаю, вот ещё о чём! — подала, наконец, голос Саломея. — Не дай бог, если вас обоих посетит мысль создать здесь вроде агентства по усыновлению детдомовских детей для супружеских пар там, у вас за границей!
— Ну, а тут, что плохого?
— Многое! Ты что, совсем телевизор не смотришь? — воскликнула. — К тому же, очень неблагодарное дело! Я о моральной стороне!
— Телевизор, конечно, я смотрю! Но как ты объяснишь и другой парадокс! Вы знаете, — недавно приезжали к бабушке, моей бывшей тёще, Макс и Лина. Дети рассказали, я — не поверил! — Валерий налил в стакан минеральной воды, залпом выпил. — На улице, у самого подъезда их останавливает патруль. Двое полицейских. «Ваши документы!». Ну, понятно, да? Так вот. Мои детки в ответ, как принято в Америке: «А что мы нарушили?», «Что совершили?». Заговорили о правах, о свободах. Те внимательно изучив их паспорта, усмехнулись, заверив, — сейчас «вам и свобода и права! Всё будет!». Сообщили по рации. Подъезжает «мыльница», моих сажают и отвозят в участок, для установления личности. Парадокс? Абсурд полный! Объясняют: кто знает, — кто вы такие? Может быть, вы — террористы! Нет у вас регистрации, значит, нет и права свободно гулять по городу! Вы слышали где-нибудь, когда-нибудь, подобный бред?! Линку, вообще, чуть ли не американской шлюхой обозвали. Максу — в скулу. Ну, всё, как всегда у нас. Мол, где достали свои паспорта, ещё разобраться надо!
— Ничего себе! — возмутился Вадим. — Мы не подозревали…
— Вот и ответьте мне, господа! — ещё больше распалялся Валерий. — Пресловутая регистрация! Разве где-нибудь в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке? Интересуются вашей регистрацией? — Вздохнул. — Не — е — т! Это мои дорогие, — рычаг, механизм, созданный ещё Сталиным! Властный механизм управления населением! Проверенный! Эффективный! И долговечный! Почему никто не поднимет вопрос о его отмене? «Прописка», «регистрация». — Язвительно добавил. — Тотальный присмотр! Население всегда и постоянно должно быть под присмотром! Это изобретение Сталина просто «гениально»! И где тут демократия? Свобода?! — Тряхнув головой, поднялся из-за стола. Прошёлся по комнате. Показывая на окно. — Оглянись вокруг, Вадим! — Бедных-то больше! Бедный человек не может быть свободным! Ни при каких обстоятельствах!
— Ну, бедность, бесправие… — задумчиво, взвешивая сказанное, наконец, заявила Саломея. — Бедный человек бесправен и несвободен не только в России! — Успокойся, Валька!
— И то, — правда! — примирительно. — Чего это я? Мы снова вместе! А я — идиот! Простите, дурака! — Валерий, улыбаясь, повернулся к ней: — Что ты, мать, там говорила о своей новой работе? А ну, колись, давай!
В лице Саломеи промелькнула тень: — Только не сейчас!
— Считаешь, так будет лучше? Смотри сама! — Предложил Валерий. Чувствовалось, — слегка обиделся, но успокоился. Потому, как хотел услышать, впрочем, как все люди его профессии, что-то эдакое, нечто, сногсшибательное. Чрезвычайное сообщение, оригинальное повествование, в общем, крошечный, озвученный фрагмент чрезвычайного события из жизни давних друзей.
— Лучше не приставай! — посоветовал Вадик. — Давай, я поведаю, нет, раскрою эту страшную тайну, — расскажу о маленьком, с позволения, сказать, новом хобби моей драгоценной супруги. — Поймав её укоризненный взгляд. — Да! Я переживаю, беспокоюсь! — игривое настроение мужа, как рукой сняло. Затем серьёзно, обращаясь к Валерию:
— Сейчас ты сам поймёшь, прав я или нет! Только тебе, как старому, преданному другу. Знаю, Валька, ты — могила! А Моля пусть нам кофейку сделает! Своего фирменного! О’кей? Муся?
— О’кей, Дин Кунц! [3] — Когда вернулась с чашками, увидела мрачные лица мужчин. Они молча, одновременно взглянули в её сторону. Валерий поднялся с кресла. — Не представляю, как ты, Вадька разрешил. Я бы, — ни за что!
— Он и не разрешал! — улыбнулась она. — Дюша просто принял, согласился!
— В Штатах, думаю, никто бы не додумался, чтобы вот так, неподготовленного человека, женщину…
— Не подготовленную? К чему? — обиделась. — Знаю, знаю! И ты этим хочешь сказать, что…